Вѣдь, собственно говоря, осада и оборона лишь въ началѣ первой стадіи своего развитія. То, что происходитъ сейчасъ, то, что мы сейчасъ видимъ и слышимъ, могло произойти лишь послѣ того, когда бы мы остались лишь за центральной оградой, а все остальное было уже потеряно. Я говорю, конечно, о центральной оградѣ въ прямомъ смыслѣ, а не о нашей центральной оградѣ.
— Да, положеніе города довольно непріятное, но не нужно падать духомъ. Будемъ защищаться. Будемъ искупать всѣ вмѣстѣ чужіе грѣхи. А тамъ — что будетъ, то будетъ. Наше дѣло теперь защищать, а не разсуждать.
— Я вполнѣ съ вами согласенъ, ваше превосходительство, но сердце сжимается, когда подумаешь, что раненые уже съ самаго начала осады находятся въ сферѣ орудійнаго огня, и нѣтъ имъ нигдѣ спасенія.
О здоровыхъ я не говорю.
— Ну-съ, нужно собираться.
Гаммеръ идетъ. Э! да я вижу — нервничать начинаете, о жалости сердце заговорило, когда крѣпость нужно отстоять. Вотъ какъ я васъ разъ десять протаскаю подъ дѣйствительнымъ огнемъ, тамъ впереди — живо нервы успокоятся…
Въ это время грохнула Золотая гора, противникъ давно уже ее обстрѣливалъ. Вышли на балконъ.
— …Да, такъ вотъ нервы у васъ и успокоятся. На войнѣ нѣтъ жалости, и тотъ военачальникъ не военачальникъ, который гдѣ нужно жалѣетъ людей. Здѣсь всѣ мы не больше, какъ пѣшки. Мнѣ жалко зарѣзать цынленка, но я смотрю и долженъ смотрѣть покойно на раненаго и послать въ критическую минуту тысячи на вѣрную смерть…
Въ это время раздался еще выстрѣлъ съ Золотой; не прошло нѣсколькихъ секундъ, какъ высоко, высоко наверху что-то зашумѣло. Все громче, громче, словно громоздкая карета мчалась сверху по плохо мощеной улицѣ, съ сопровождающимъ все увеличивающимся гуломъ — затѣмъ что-то сверкнуло, ударилось въ землю и засыпало всѣхъ насъ землей и гравіемъ, запорошило глаза.
— Счастливо! Пойдемъ посмотримъ, здоровый осколчище, сказалъ Смирновъ.
Оказалось, что это половина преждевременно разорвавшагося снаряда съ Золотой горы, вѣсомъ пудовъ въ 8–9.
Это уже былъ не первый случай преждевременныхъ разрывовъ съ Золотой горы.
Чугунныя бомбы 11" мортиръ Золотой горы были такъ хитро устроены, что большинство изъ нихъ рвалось не въ расположеніи противника, а то надъ городомъ, то надъ оборонительной линіей.
— Чортъ возьми, этого еще не доставало. Мало намъ японцы подсыпаютъ, а тутъ еще свои задаютъ. Положимъ, это хорошо, меньше лодырей въ госпиталя будетъ шляться. Нехорошо на фронтѣ, да несладко и въ городѣ. Какъ узнаютъ, что въ городѣ мало чѣмъ лучше, не будутъ особенно стремиться въ госпиталя.
Выѣхали на Опасную гору.
Проѣзжая казармами 10 полка, я былъ удивленъ при видѣ массы парадныхъ офицеровъ. Что такое? Оказалось, что стоявшій въ резервѣ 14-ый полкъ (Савицкій) праздновалъ свой полковой праздникъ.
На фронтѣ шелъ ожесточенный огонь.
Подъѣзжая къ Опасной, попали подъ шрапнельный огонь. Комендантъ, обернувшись ко мнѣ, со смѣхомъ сказалъ:
— Вотъ это лучше всего успокоитъ ваши нервы.
На горѣ уже ожидали полковники Рашевскій и Некрашевичъ-Покладъ.
Рашевскій подробно доложилъ о состояніи работъ. Некрашевичъ-Покладъ торжественно молчалъ.
Возвращаясь назадъ той же дорогой — я былъ непріятно пораженъ весельемъ, которое царило въ 14 полку. Музыка, "ура" — все это такъ мало гармонировало съ грохотомъ орудійной канонады.
Увидѣвъ слѣдовавшаго мимо казармъ коменданта, выбѣжало нѣсколько офицеровъ съ приглашеніемъ раздѣлить трапезу.
Комендантъ, получившій приглашеніе еще наканунѣ, уклонился отъ торжества за недостаткомъ времени и серьезностью окружающей обстановки…
Часовъ около 2 получилось по телефону отъ Кондратенко извѣстіе, что окопы внизу Угловой оставлены.
— Ну скажите, нельзя держаться! Пріучили бѣгать — теперь извольте съ ними справляться! Если жалѣть людей, нужно сдать крѣпость. Пусть мнѣ укажутъ способъ защиты безъ траты людей.
Скверное, гнетущее чувство овладѣло мной. Отстоимъ ли Артуръ? Нужно держаться по крайней мѣрѣ до 1 октября: раньше помощи не будетъ, да къ этому времени подойдетъ и эскадра.
Падетъ Артуръ — какой это будетъ ударъ для національнаго самолюбія!
Въ 4 часа пополудни канонада увеличилась до невѣроятнаго.
Весь фронтъ дымитъ.
Начало смеркаться. Вдругъ надъ арсеналомъ взвилось огромное пламя, временами заволакиваемое густымъ чернымъ дымомъ. Пламя растетъ и распространяется все шире и выше: загорѣлся арсеналъ. Сумерки сгустились. Въ сторонѣ пожарища слышится непрерывный трескъ рвущихся патроновъ. Зарево освѣщаетъ склоны Перепелиной, дома и кружныя горы.