Семеновъ:
— Направляю баталіонъ полковника Мачабелли, одна изъ ротъ котораго была гарнизономъ на Панлуншанскомъ редутѣ.
Послѣдовала лихая и страшно кровопролитная атака.
Самъ князь Мачабелли палъ смертью героя на горжѣ редута.
Редутъ былъ взятъ. Но при хаосѣ рукопашной свалки, гдѣ въ упоръ стрѣляли пулеметы, бросали ручныя бомбочки, загорѣлись блиндажи, редутъ запылалъ факеломъ. Удержаться на немъ было немыслимо, и наши отошли на 400 шаговъ назадъ въ траншеи, откуда открыли по редуту сильный огонь.
Японцы тоже не могли его занять. Редутъ сталъ нейтральной полосой, и мы до паденія Высокой горы удерживали Панлуншань въ своихъ рукахъ. Панлуншань имѣлъ огромное значеніе для дальнѣйшей обороны крѣпости.
Съ покойнымъ Иваномъ Ильичемъ я познакомился впервые еще на Зеленыхъ горахъ. Онъ произвелъ на меня отмѣнно-хорошее впечатлѣніе. Невольно я любовался его крѣпкой, статной фигурой, словно приросшей къ красавцу-коню. Тогда онъ командовалъ 13 восточно-сибирскимъ стрѣлковымъ полкомъ.
Вся боевая линія о немъ заговорила послѣ атаки Куинъ-Сана баталіонами 13 полка. Во главѣ баталіоновъ шелъ самъ Мачабелли, вдохновляя ввѣренный ему полкъ къ чудесамъ храбрости и отваги.
Я младенчески вѣрилъ тогда тому, что генералъ Фокъ по достоинству оцѣнитъ этого офицера, что онъ постарается ставить его всѣмъ въ примѣръ — въ особенности командирамъ полковъ и даже своему другу Савицкому.
Я надѣялся, что Савицкій, оставаясь все-таки человѣкомъ, устыдится своего поведенія и постарается хоть въ миніатюрѣ подражать князю.
Но къ несчастію, у насъ дѣлалось все по теоріи Фока.
Послѣ боевъ на Зеленыхъ горахъ я не видѣлъ князя вплоть до тѣсной блокады.
Въ послѣднихъ числахъ іюля рѣшилъ его навѣстить. Ѣду въ новый городъ. Узнаю отъ полковника Эдусова, что князь Мачабелли отрѣшенъ отъ командованія полкомъ и теперь съ однимъ изъ баталіоновъ занимаетъ позицію на Панлуншанѣ.
Я не вѣрилъ своимъ ушамъ — Полковникъ, да этого быть не молхетъ. За что?
— Да ни за что. Вы знаете, какъ мы неожиданно-быстро очистили Волчьи горы. Фокъ обвинилъ во всемъ князя.
— Да князь-то при чемъ?
— Ровно ни при чемъ. Во всемъ виноватъ Фокъ со своимъ штабомъ. Но нужно было найти виноватаго. Фокъ нашелъ. А такъ какъ князь командующій, то его и отстранили.
Полковникъ Эдусовъ волновался.
— Смѣю васъ увѣрить, что князь положительно ни въ чемъ неповиненъ. Я-то вѣдь отлично знаю: князь — герой — этого у насъ не любятъ. Поглядите кругомъ.
Если бы вы знали, какъ тяжело это отозвалось на князѣ.
Онъ нравственно совершенно разбитъ. Поѣзжайте къ нему, повидайте его, успокойте. Если поѣдете, я дамъ вамъ письмо, нужно многое ему сообщить.
Я простился.
Черезъ часъ съ небольшимъ я подъѣзжалъ къ палаткѣ князя Мачабелли.
На холмикѣ одиноко стояла маленькая походная солдатская палатка, въ сторонѣ другая.
Солнце было на закатѣ.
Вѣстовой доложилъ, разбудивъ…
На корточкахъ вползъ въ палатку. Князя я не узналъ. Осунулся, поблѣднѣлъ, глаза впали.
Князь встрѣтилъ меня не то испуганно, не то злобно.
— Вамъ меня нужно видѣть? — На лицѣ играла нехорошая улыбка. Горечь глубокой, скрытой обиды читалъ я въ ней. Мой пріѣздъ взбороздилъ душевную рану. Я потерялся.
— Князь, вотъ письмо отъ полковника Эдусова. Онъ шлетъ вамъ привѣтъ. Разрѣшите осмотрѣть вашу позицію.
— Идемте.
Какъ ни старался онъ пріободриться, отдавая по дорогѣ распоряженія возившимся стрѣлкамъ, это былъ уже не тотъ князь Мачабелли, которымъ я любовался на передовыхъ позиціяхъ.
Это была лишь тѣнь его.
Солнце низко склонилось.
Тихо было кругомъ, когда мы простились.
— Навѣщайте, не забывайте — были его послѣднія слова, когда, тронувъ коня, я жалъ его холодную, влажную руку.
Въ этомъ послѣднемъ пожатіи, въ этомъ послѣднемъ взглядѣ, обращенномъ на меня, я почуялъ, князь понялъ, что не простое любопытство влекло меня…
Больше я его не видѣлъ.
7-го августа, часовъ въ семь вечера къ полковнику Мачабелли прибылъ ординарецъ полковника Семенова г. Загоровскій съ предписаніемъ князю разставить посты между Панлуншанемъ и Дивизіонной горой, чтобы этимъ предотвратить прорывъ въ Чайную долину.