Во время пожара японцамъ удалось вытащить только нѣсколько ящиковъ, остальное погибло.
Соломы нѣтъ.
Въ 2 часа ночи надъ Артуромъ разразилась южная гроза. Шелъ тропическій ливень; раскаты, удары грома будили все и всѣхъ.
Ночь темная, черная. Дождь льетъ, какъ изъ ведра. Впереди въ двухъ шагахъ зги не видать.
На оборонительной линіи все начеку. Люди у брустверовъ. Десятки тысячъ глазъ устремились впередъ, десятки тысячъ глазъ пронизываютъ ночь, завѣсу ливня.
Нѣтъ, ничего не видно и не слышно.
Всѣ наэлектризованы. Всѣ смотрятъ впередъ — ждутъ.
Громъ стихалъ, по небу въ землю катились послѣдніе удары. Дождь усилился.
Ничего-ничего не видно. Сосѣдъ сосѣда едва различаетъ.
Всѣ ждутъ штурма.
Дозоры молчатъ. Донесеній не получается.
Вдругъ при послѣднихъ, страшныхъ ударахъ грома начали взрываться фугасы.
— А! общій штурмъ!!! — какъ электрическій токъ пронизало мозгъ обороняющихся…
Въ кабинетѣ коменданта тихо.
Телефонъ молчитъ. Смирновъ по обыкновенію дремлетъ на кушеткѣ, не раздѣваясь.
Загремѣла страшная канонада. Фронтъ ревѣлъ отъ моря и до моря.
— Штурмъ, общій штурмъ! — была мысль вскочившаго коменданта.
Но куда направятъ главный ударъ?! Куда подтягивать резервы? Оборонительная линія 27 верстъ… Звонитъ къ Хвостову.
— Что такое, почему нѣтъ донесеній?! Что случилось?
— У меня тоже нѣтъ! Я разослалъ охотниковъ. Очевидно, общій штурмъ…
Отъ штаба въ карьеръ, сломя голову, неслись конные охотники.
Въ штабѣ переполохъ.
Положеніе ужасное, тревожное, безпомощное.
— Сѣдлать коней! крикнулъ Смирновъ… Въ квартирѣ Стесселя замелькали огни…
Дождь стихалъ. Тучи быстро неслись, словно къ себѣ звалъ ихъ глухо далеко-далеко рокотавшій громъ.
Прояснило. Фронтъ умолкъ.
Задребезжали телефоны, посыпались донесенія.
Это была ложная тревога, стоившая намъ нѣсколькихъ тысячъ снарядовъ.
Когда сидѣлъ въ штабѣ, около 5 часовъ бомбардировка усилилась до степени небывалой.
Бомбардировали съ двухъ сторонъ. Особенно много ложилось снарядовъ около Пушкинской школы.
Когда снаряды понеслись въ портъ, всѣ облегченно вздохнули (какой собственно эгоизмъ!).
— Ну, теперь будетъ сыпать въ одно мѣсто — улыбаясь, сказалъ поручикъ Князевъ: можно и отдохнуть.
Однако онъ ошибся: снаряды продолжали рваться вокругъ штаба.
Къ чему только человѣкъ не привыкаетъ? Стоимъ и словно въ low tennis играемъ. Смотримъ, куда упадетъ снарядъ, а площадь паденія и приблизительнаго разсѣиванія — мѣсто, гдѣ мы стоимъ.
Выстрѣлъ въ сторонѣ противника, приближающійся вой снаряда… Всѣ смотрятъ. Затѣмъ шипѣніе, ударъ съ взрывомъ и рѣзкимъ визгомъ, жужжаніемъ, словно большихъ пчелъ, разлетающихся и падающихъ вокругъ осколковъ. А каждый такой осколокъ въ лучшемъ случаѣ сорветъ черепъ, а то изувѣчитъ, чему примѣровъ уже не мало.
Далеко въ поле ушелъ безъ шапки начальникъ штаба полковникъ Хвостовъ и что-то разглядываетъ.
Вдругъ снарядъ, взрывъ, визгъ осколковъ…
Хвостовъ наклонился. Думали, что ранило. Нѣтъ, идетъ къ намъ.
Такой большой, своей покойной походкой и улыбается.
— Господа, вотъ счастливо отдѣлался. Въ нѣсколькихъ вершкахъ осколокъ впился. Откопалъ шельмеца. Вотъ онъ!
Осколокъ былъ дюйма 2 въ діаметрѣ — еще теплый.
Послышался опять вой снаряда… — Смотрите, смотрите! завопило нѣсколько голосовъ…
По дорогѣ, не совсѣмъ изящно подобравъ трэнъ, неслась дама — очевидно, хотѣла убѣжать отъ снаряда. Но снарядъ упалъ прямо на крышу дома судебныхъ установленій; тамъ никого не было. Рядомъ жилъ въ другомъ домѣ мировой судья Дмитріевъ съ супругой — у него повыбило всѣ стекла.
Дмитріевъ до конца дней Артура исполнялъ свои обязанности, а супруга его работала въ качествѣ сестры милосердія въ одномъ изъ госпиталей.
Сегодня произошелъ крайне интересный случаи.
Подъѣзжаетъ къ Маріинской общинѣ на рикшѣ барышня. Разсчитывается. Не успѣла войти въ ворота, снарядъ прямо въ рикшу. Отъ рикши дыра въ землѣ, а она осталась цѣла.
Не угодно ли! Послѣ этого будь увѣренъ, что завтра и отъ тебя не останется лишь дыра въ землѣ!
Хвостовъ сегодня въ отличномъ настроеніи духа, но немного ноетъ.
— Въ штабѣ раіона чуть не дерутся изъ-за наградъ, потому что дѣла у нихъ нѣтъ никакого. А я, ей Богу, готовъ подписку дать, что отказываюсь отъ наградъ, лишь бы кончилась эта каторжная жизнь.