То, что это противоречие кажущееся, я и попробую доказать.
Когда, как и при каких обстоятельствах был зачат «Аполлон»? Отвечая на эти вопросы, я буду часто прибегать к цитированию не потому, что не имею собственных мыслей на сей счет, а просто потому, что ответы самих американцев на эти «щекотливые» вопросы выглядят более убедительно: кто лучше матери знает своего ребенка?
Программу «Аполлон» вызвал к жизни запуск в Советском Союзе 4 октября 1957 года первого в мире искусственного спутника Земли.
Спутник не был открытием в научном смысле, таким, как, скажем, нейтрино. Он давно предсказывался, был обоснован теоретически, и не было, собственно, никакого секрета в самом принципе его запуска. Пушка Жюля Верна и каворит1 Герберта Уэллса были давно забракованы. В сотнях фантастических романов, научно-популярных и серьезно-научных книгах и статей рассказывали, что нужно сделать, чтобы запустить спутник, но очень немногие знали, как это сделать, а те немногие, которые знали, все равно не представляли всей бездны ожидавших их трудностей.
В середине нашего века сны, мечты и фантазии стали приобретать уже реалистические черты. Спутник, говоря инженерным языком, начал «обсчитываться», прикидывались различные эскизные проекты, причем ни советские, ни американские специалисты никогда не делали вида, что они глубоко равнодушны к самой идее создания искусственной Луны. Напротив, не раз отмечалось: что это вопрос времени, и он стоит на повестке дня.
В США еще в декабре 1948 года было объявлено о планах запуска спутника. Более того, в середине февраля 1949 года стало известно, что американские конструкторы пошли еще дальше: они приступили к проектированию пилотируемого космического корабля.
29 июля 1955 года в связи с приближающимся Международным геофизическим годом (МГГ) Белый дом объявил, что Соединенные Штаты намерены предпринять попытку вывести на орбиту искусственный спутник Земли. На симпозиуме астронавтов в Сан-Диего 15 февраля 1957 года генерал Шривер вновь официально заявляет о том, что США запустят свой сателлит.
С другой стороны, и советские ученые никогда не скрывали подобных намерений. После 4 октября 1957 года серьезный американский журнал «Форчун» писал: «Мы не ждали советского спутника, и поэтому он произвел на Америку Эйзенхауэра впечатление нового технического Перл-Харбора2».
Хочется воскликнуть: ну почему же вы не ждали?! Разве вы не знали о работах по исследованию космических лучей с помощью ракет, начатых еще в 1947 году, о пусках советских научных метеорологических ракет начиная с 1951 года, о полетах животных на ракетах в 50-х годах? Разве не читали весной 1955 года о создании Межведомственной комиссии по координации и руководству научно-теоретическими разработками в области организации и осуществления межпланетных сообщений? Эта комиссия не при Дворце пионеров образовалась, а при Астросовете Академии наук СССР — организации весьма серьезной.
А в том же 1955 году, летом, в Копенгагене на Международной астронавтической конференции разве не говорил академик Л.И.Седов о запуске советского спутника в период МГГ, даже не спутника, а нескольких спутников? Он же прямо предупреждал, что советская программа полетов будет более глубокой, чем американская. Наступает МГГ, и президент Академии наук СССР А.Н.Несмеянов говорит о том, что теоретически проблема вывода спутника на орбиту решена, а «Астрономический журнал» объявляет примерные частоты, на которых спутник будет подавать свои сигналы. Какие еще требуются доказательства советской готовности?
И, тем не менее, в июле 1957 года «Нью-Йорк таймс» публикует заметку, в которой говорится: «Согласно данным, которые считаются здесь авторитетными, Советский Союз значительно отстает в создании межконтинентальной баллистической ракеты... Кроме того, укрепилось мнение, что в своей работе по созданию такой ракеты русские находятся на ранней ступени испытания двигателей... и на самой ранней стадии конструирования самой ракеты».
Ну, хорошо, ну ошиблись, «авторитетные» данные оказались неавторитетными, бывает. Но ведь ровно через сорок три дня после этой публикации ТАСС официально опровергает ее своим сообщением о создании в СССР межконтинентальной ракеты. В сентябре член-корреспондент АН СССР С.П.Королев выступает с докладом, посвященным 100-летию со дня рождения К.Э.Циолковского, и снова говорит о том, что советские ученые намерены в ближайшее время запустить спутник. Это ли не прямое предупреждение? Наконец, октябрь — спутник летит над планетой, и Америка в глубоком шоке.
Почему? От незнания? Нет. От нежелания знать. Поверить в советский спутник было выше сил руководителей Соединенных Штатов. Спутник заставил их признать его только самим фактом своего существования.
Не успел президент Эйзенхауэр прилететь в Гиттигсберг, чтобы немного отдохнуть и поиграть в гольф, как тут же телефонный звонок Хегерти, пресс-секретаря Белого дома: «Советы запустили спутник», — возвращает его в Вашингтон. Вернер фон Браун, который лучше других понимает, что произошло, говорит угрюмо будущему министру обороны Макэлрою: «Ну, теперь в Вашингтоне разразится настоящий ад!» Радио и телекомпании прервали свои передачи, чтобы все услышали «бип-бип» «красной Луны».
Обыватель потерял голову, говорили об угрозе разрушения Нью-Йорка, началось падение акций на бирже, пастор Клут в Вашингтоне предсказывал конец света. «Из всех символов мифологии страха, — писал американский ученый Герберт Йорк, — ...спутник был самым драматическим». Почему?
Если уж сравнивать наш спутник с Перл-Харбором, то 4 октября действительно произошел разгром, разгром мифа о безграничном научно-техническом превосходстве США в области ракетной техники. Обозреватель «Нью-Йорк таймс» С.Сульцбергер в статье под заголовком «Закат нашей сверхдержавной эры» писал: «Соединенные Штаты вступают в новую ущербную фазу своей национальной истории и международного влияния... Американского века не было и нет».
Если считать отход от политики «холодной войны» «ущербной фазой» национальной истории, каковы же ужасы ее «полнолуния»?
В книге будущего государственного секретаря Г.Киссинджера «Необходимость выбора» формулировки более точны: «С вступлением XX века в свое седьмое десятилетие Америка достигла поворотного пункта в своих отношениях с остальным миром... Мы больше не всемогущи. Мы больше не неуязвимы».
«Рухнула догма о техническом превосходстве Соединенных Штатов», — вторит «Пари Матч». «Спутник вскрыл психологическую уязвимость наших идей», — признал Эйзенхауэр. «Первый советский спутник, — вспоминал позднее один из редакторов «Нью-Йорк таймс», — до основания потряс миллионы американцев, поскольку он впервые поставил под сомнение их уверенность в полном превосходстве Соединенных Штатов и в неизбежности победы Америки в «холодной войне». Причина шока не в самом факте существования безобидного, весело поющего шара, а в наложении этого факта на тогдашнюю политику «холодной войны». Дело не в том, что потерпели фиаско американские ракетные специалисты, а в том, что фиаско потерпели руководящие ими сторонники политики силы. Техническая победа советских ученых привела тогда США к поражению политическому.
Однако надо вспомнить и признать, что после запуска спутника основы советской внешней политики не изменились. «Нью-Йорк геральд трибюн» писала, что, «несмотря на очевидную психологическую победу, которую одержал Советский Союз, это не привело к усилению угрозы возникновения войны».
В США понимали, что брешь, пробитую в американской идеологии в результате этого «психологического поражения», будет трудно залатать запуском своего собственного спутника, понимали, что «о стране, которая лидирует в космосе, будут судить как о наиболее развитой в техническом отношении, с лучшей постановкой образования и лучшей отдачей политической и экономической системы в целом». Надо было что-то срочно предпринимать. Но для того чтобы предпринять что-либо, надо было прежде всего ответить на очень важный и принципиальный вопрос: как случилось, что русские оказались впереди?
1
Фантастическое вещество, позволяющее улететь на Луну двум героям романа Г. Уэллса «Первые люди на Луне». (
2
Место неожиданного нападения японцев на американский военно-морской флот во время Второй мировой воины.