В начале войны практически все светские дамы надели форму сестер милосердия. Поскольку мама была дочерью врача, ее отношение к обязанностям сестры милосердия было более профессиональным. Кроме того, она была одной из очень немногих дам в Царском Селе, кто уже имел опыт подобной работы – во время Русско-японской войны 1904–1905 гг. она добровольно работала в лазарете и даже закончила курсы сестер милосердия.
Последнее обстоятельство, видимо, и послужило причиной того, что маму, хотя она и не принадлежала к придворным кругам, в начале войны пригласили присоединиться к группе царскосельских дам и работать вместе с императрицей и двумя ее старшими дочерьми – великими княжнами Ольгой Николаевной и Татьяной Николаевной, которым тогда было соответственно девятнадцать и семнадцать лет. Двух других дочерей, Марию и Анастасию, сочли слишком юными для работы в лазарете.
Для императрицы был организован особый небольшой лазарет. Располагался он в отдельном одноэтажном здании (мне кажется, первоначально там был изолятор для заразных больных) в парке на территории главного Дворцового лазарета – трехэтажного сооружения, которое в мирное время служило больницей для местного гражданского населения. Эта больница содержалась на средства императорского дворца, отсюда и ее название.
Главное здание Дворцового лазарета с началом войны было отведено под лечение раненых солдат. В небольшом флигеле, где должна была работать императрица, лечили в основном раненых офицеров, но иногда и солдат тоже. Там была собственная операционная и штат, а хирург и врач приходили из главного здания. Для личных нужд императрицы и двух великих княжон отвели особые комнаты.
Очень скоро маму назначили старшей сестрой этого флигеля и его операционной. На фото 18 она сидит рядом с императрицей; женщина по другую сторону от супруги царя – главный хирург лазарета княжна Вера Игнатьевна Гедройц, дальняя родственница моего одноклассника по Училищу правоведения и тоже, как и он, из королевского литовского рода. Эта в высшей степени замечательная женщина и прекрасный человек всеми силами пыталась противостоять дурному влиянию на императрицу фрейлины Анны Александровны Вырубовой. Я не помню уже, кем были вне госпиталя С.И. Добровольская и У. Ф. Львова. В.А. [Варвара Афанасьевна] Вильчковская – жена отставного полковника Вильчковского, возглавлявшего какой-то отдел гражданской администрации Царского Села, – непрерывно работала в госпитале до самой революции.
Мама начала вести дневник[22] в тот день, когда получила в лазарете послание отца с известием о том, что может ожидать его в ближайшем будущем в крепости Новогеоргиевск, куда он был направлен с 58-й дивизией. Дневник начинается так: «14 июля [27 июля 1915 г.] позвонил Гриша. От отца прибыл курьер с письмами и посылкой. Гришук привез все на своем велосипеде около 10 утра. Никогда не забуду испытанную горечь и боль. Почему судьба посылает еще и это испытание? Перспектива осады, полной изоляции и плена – именно то, чего я безумно боялась… Великие княжны трогательно внимательны…»
Наверное, мне стоит кое-что здесь объяснить, чтобы было понятнее. Императрица Александра Федоровна родилась и выросла как немецкая принцесса Гессенская. После замужества она приняла русскую православную веру. Похоже, она искренне стремилась понять свою новую родину и приспособиться к ней и прилагала к тому немалые усилия. К несчастью, она совершила ошибку, обычную для представителей Запада, – поверила, что только мистический характер обрядов Русской православной церкви способен отразить подлинный дух русского народа. Личные несчастья, сильно повлиявшие на нее, довели ее духовный мистицизм до гротескных крайностей. Безусловно, очень значительную роль в этом сыграла болезнь ее единственного сына и наследника трона цесаревича Алексея.
Алексей был болен гемофилией, малейшая ранка вызывала у него длительное кровотечение и даже угрозу для жизни. Врачи не могли вылечить мальчика, зато мрачный полуграмотный сибирский крестьянин Григорий Ефимович Распутин то ли в самом деле способен был облегчить его состояние, то ли просто сумел убедить в этом императрицу. Во дворце он с успехом играл роль святоши. Императрица отказывалась верить правдивым рассказам о его распутной жизни в Санкт-Петербурге, которая ни для кого, кроме нее, не была тайной. Народ тем не менее из-за разгульной жизни Распутина вне дворца пребывал в уверенности, что он и во дворце, должно быть, ведет себя точно так же. Это совершенно естественно. Иногда даже кажется, что он намеренно создавал у людей такое мнение.
22
Строго говоря, это не совсем дневник. Мама делала в нем записи далеко не каждый день, а только тогда, когда выдавалась свободная минутка.