Пришлось употребить четыре часа, чтобы добраться до вокзала, так как шли разными закоулками, чтобы избежать стрельбы; ни одного извозчика, ни одной телеги даже не было и в помине. Я плакала, нервы не выдерживали всего этого, и притом я страшно волновалась за сына. На вокзале один из помощников мужа распрощался и остался в городе, а мы купили билеты и втроем поехали в Царское Село. Прибыв туда, нас поразила полная тишина и спокойствие, и только взгляд конного лейб-казака стоявшего на проезжей дороге для охраны, выражал тревогу и [говорил], что в Царском Селе неспокойно и чего-то ожидают Муж снесся по телефону с дворцом, но за отсутствием дворцового коменданта генерала Гротена говорил с начальником дворцовой полиции полковником Герарди и сообщил ему о том, что происходит в Петрограде, и спросил, рассчитывают ли отстоять Царское Село, так как, по мнению мужа, петроградская чернь к вечеру появится в Царском. На это Герарди ответил, что Царское Село, безусловно, в безопасности, что имеется гарнизон в 5 тыс. верных солдат, который даст отпор, и что дворец окружен пулеметами. Сказал, что только что был великий князь Михаил Александрович, который уверял Государыню в полном спокойствии и что ни ей, ни детям не угрожает никакая опасность, что он даже сам думает перевезти сюда во дворец свою семью. Он уговорил Государыню отложить свою поездку с детьми в Могилев, и поезд, назначенный на тот день для этой цели, был отменен. Из разговора с Герарди муж вынес впечатление, что они не уясняют себе сущность совершающихся событий и что все сводится, по их мнению, к дворцовому перевороту в пользу великого князя Михаил Александровича.
Было уже поздно, и я так устала, что валилась с ног. Решили взять комнату на какой-нибудь даче и переночевать. Все время где-то вдали слышался рев подстрекаемой толпы и одиночные выстрелы. Но не суждено нам было спать и эту ночь. Не успела я раздеться, как послышался стук в дверь и вошел молодой человек, сын хозяйки, бледный и дрожащий. Волнуясь, сказал мужу, что напротив находится полицейский участок и что толпа, приближаясь все ближе, несомненно, начнет громить его и то же может случиться с их дачей и что лучше было бы, если бы мы ушли. Муж предполагал, что хозяева просто боялись, не зная, кто мы такие, и думали, что, может быть, Протопопов, которого всюду искали.
Как-никак, пришлось одеться и отправиться на этот раз на квартиру одного из офицеров мужа, который по службе должен был жить в Царском Селе. Никто и там не ложился спать, и все тревожно ожидали поезда с Государем из Ставки, который должен был прибыть в 12 часов ночи. Офицер ушел на вокзал встречать поезд Государя, и оттуда он каждый час телефонировал мужу. В 12 часов ночи поезд не прибыл, в 2 часа тоже и т. д., а в 5 часов утра он протелефонировал, что поезд не прибудет, так как Государь арестован. Как громом поразило всех это известие; мы, женщины, плакали, а мужчины еле сдерживали слезы. Вернувшись с вокзала, офицер этот переоделся в штатское платье, и все мы вышли и распрощались. Он с женой пошел в одну сторону, а мы втроем в другую, по направлению к Павловску, где была дача матери помощника моего мужа и где жил сторож, охраняя ее. Было чудное морозное утро, снег блестел и скрипел под ногами, дачи утопали в снегу, и все это, озаряемое солнцем, представляло дивную картину, не хотелось верить, что люди могут быть так зверски настроены и так безрассудно и глупо губить свою родину. Добравшись до дачи, решено было, что я вернусь в Петроград узнать, как там все обстоит, так как мы питались только слухами, и я ужасно беспокоилась о сыне. Муж с помощником своим должны были оставаться на даче и ждать моего возвращения. Уезжая, я взяла честное слово с моего мужа, что он никуда не двинется, пока я не вернусь, и ничего над собой не сделает, что бы ни случилось, так как я как-то уловила отрывок их разговора о револьверах и, что в крайнем случае, можно покончить с собой. Заметив, что я стала прислушиваться, они прекратили этот разговор.