Сегодня, оглядываясь на прожитую жизнь, думаю, что своим желанием учиться, своим учебным усердием я прежде всего обязан матери — Александре Андреевне.
Меня с самого начала увлекла учеба. С учетом сложных семейных обстоятельств — беспросветной бедности — только в высокой грамотности я видел свое спасение. Учеба захватила меня настолько, что и тогда, в детские годы, и позднее, в разных учебных заведениях, я старался быть только отличником. Никаких наград тогда не было. Да я их и не ждал. Учеба была для меня и стимулирующим, и успокаивающим, и развлекающим началом.
Учиться было голодно, но советская власть нашла уже тогда, в тридцатые годы, возможность давать детям чечевичный суп и сладкий чай бесплатно. Помню свои мысли того времени, которые можно озвучить, наверное, так: «Пусть я беден, пусть нет у меня нарядной рубахи и аппетитного куска хлеба, пусть худы мои ботинки и ветхо пальтецо из старой шинели, которое я донашиваю уже третьим, но учебой своей я докажу, что не хуже своих богатых товарищей». В таких, отнюдь не «вертеровских», размышлениях находил я тогда опору.
В школе того времени царили порядок и дисциплина — работал учком, не упускал из вида отстающих, закрепляя за ними хорошо успевающих. Был оборудован спортивный уголок — перекладина, брусья, кольца, городошные дорожки, волейбольная площадка.
При школе работал драмкружок, многие из моих товарищей, да и я, серьезно увлеклись театральной самодеятельностью. На всю жизнь запомнилась постановка гоголевского «Ревизора», где мне была доверена роль незабвенного почтмейстера — Ивана Кузьмича Шпекина. Спектакль прошел несколько раз, всегда при переполненных залах. Актеры не жалели себя, зрители не жалели своих ладоней.
В 10-ю годовщину Великой Октябрьской социалистической революции я впервые увидел конфеты — в подарке, который получили все ученики нашей школы.
Мама моя всегда подчеркивала свое исключительное отношение к учителям и всячески поддерживала меня и других детей в учебе. Она, как никто другой в моей жизни, могла образно подчеркнуть необходимость настойчивой прилежной учебы.
Когда мне было лет десять, родители купили в Инжавино у монашек крошечный домик, окруженный клочком старого, одичавшего сада.
Мои родные места очень сходны с теми, что описал великий русский писатель И.С. Тургенев в своих гениальных «Записках охотника» — в «Малиновой воде», «Бежином луге», «Лебедяни»…
Свободного времени у нас тогда почти не было, а когда случалось — с удовольствием играли в лапту, чижа, ловили «на круги» раков. Эта затея было равно и полезной, и приятной. Помню, как с замиранием сердца доставал я «из кружка» зеленых, а то и коричневатых раков… Где три, где пять, а где и семь штук! Тут же, на берегу, раки готовились — с солью да с укропцем.
Много лет спустя, на одном из приемов за границей, мне довелось попробовать знаменитый раковый суп — гордость поваров и мечту гурманов. Он напомнил мне тот, что пробовали мы в детстве, но тот с раками из Вороны был не в пример вкуснее. По крайней мере так отложилось в моей памяти.
В окрестностях Инжавина, помню, было много грибов, но то ли из распространенных здесь предрассудков, то ли из самосохранения мы грибы не брали.
В семье, кроме меня, было три брата — Андрей, Иван, Александр и две сестры — Нюра и Рая. Все мы получили образование.
Из братьев особенно выделялся Иван — толковый, ловкий, оборотистый. Он окончил химический институт в Свердловске, позднее работал в Кемерове мастером, начальником цеха. Его отмечали на работе, ценили. Вскоре после начала войны он ушел на фронт и в 1942-м погиб подо Ржевом.
В знаменитом стихе Твардовского мне всегда представлялся мой брат:
Уверен, останься брат жив — был бы он крупным специалистом, вкладывал бы свои немалые силы и талант в развитие химических производств. Но… война выбирает лучших. Иван-то и привез меня в Москву в далеком 1937 году с 13 рублями собственных денег.
На всю жизнь я запомнил напутствие, с каким провожала в Москву меня мать, прикладывая платок к глазам:
— Самое главное — будь честным. Не возьми чужого, не укради. Учись прилежно…
Годы учебы в Москве
Товарищ моего брата Ивана (к сожалению, не помню его имени), вместе с нами оказавшийся в Москве, настойчиво предлагал мне поступать в Академию связи.
— Дело новое и нужное. Без связи никуда, а специалистов мало. Ты во как будешь нужен, — он ребром ладони энергично провел по горлу.