Правда о совах…
Аниса с матерью стоит у входа в совиный центр. Ожидая выдачи билетов, они беспечно разглядывают прилавок с фруктовым мороженым. Они встречаются взглядами и обмениваются улыбками. Мать ищет карамельный рожок, но тут Анису жестом подзывает продавщица Рэчел.
– Аниса, это твоя мама? – шепчет Рэчел. Аниса на мгновение замирает, но кивает. Рэчел сияет. – Я так и подумала. У вас совершенно одинаковые улыбки.
Аниса вспыхивает и, внезапно смутившись, опускает глаза. Мать расплачивается за билеты и мороженое, и они вместе проходят в туристскую зону.
Аниса приостанавливается на пути к магазину сувениров, машет матери и говорит, что догонит. Оставшись одна, покупает шикарный блокнот в обложке с блестящими металлическими совами и начинает писать в нем ручкой с колпачком в виде совы.
«Правда о совах, – пишет она и останавливается. Смотрит на слова, на очертания букв, принимая как должное то, что они так легко у нее получились. Хмурится, прикусывает губу и после недолгого внимательного раздумья выводит: «Y gwir am tylluanod[1]».
Но у нее кончается словарный запас, а она не хочет лезть в словарь. Внутри разливается тепло, ощущение правильности, оно вырывается из ее груди, где раньше сжималась сила, а сейчас обитает что-то другое, лучшее, и Аниса хочет излить это на бумагу. Она крутит ручку между большим и указательным пальцами и сдвигает тетрадь на ладони.
Она пишет: «ان الحقيقة عن البوم معقّدة[2]» и улыбается.
Мадлен
На меня внезапно нахлынул беспричинный восторг. Я, как влюбленный, сразу стал равнодушен к превратностям судьбы, к безобидным ее ударам, к радужной быстролетности жизни, я наполнился каким-то драгоценным веществом; вернее, это вещество было не во мне − я сам был этим веществом... Так откуда же она ко мне пришла? Что она означает? Как ее удержать?.. И вдруг воспоминание ожило[3]...
Мадлен припоминает, как была другой личностью.
На нее накатывает за рулем, когда она едет мимо полей и усадеб в сторону холмов, которые огибает дорога. Она вспоминает свое воодушевление при мысли о путешествии, о том, что обретет себя за холмами, где-то далеко отсюда. Вспоминает, как веселилась с друзьями, с надеждой глядя вперед, в будущее.
Она размышляет над тем, как изменение прокрадывается, будто вор в ночи, по винтику откручивая чувство собственного «я», пока от личности, которой мы себя считаем, не останется сломанная дверь, повисшая на ржавой петле и ждущая, когда мы через нее пройдем.
− Расскажите о своей матери, – просит Клэрис, ее психотерапевт.
Мадлен загнана в угол. Она всего лишь третий раз у Клэрис. Она опускает взгляд на свои руки, мнущие юбку.
–Я думала, мы будем говорить о приступах.
–Будем. – Клэрис сама доброта, само спокойствие. – Но...
– Я правда предпочла бы поговорить о приступах.
– Когда был последний? – уступает Клэрис, кивая в своей изящной, терпеливой манере, и что-то записывает.
– Прошлой ночью. – Мадлен с усилием сглатывает, припоминая.
– И что стало триггером?
– Суп. – Она пытается хихикнуть, но выходит какой-то сдавленный всхлип. – Я готовила куриный суп и положила в него палочку корицы. Никогда раньше так не делала, но вспомнила, как выглядело это блюдо у мамы, – иногда она варила бедрышки целиком и добавляла лавровый лист, черный перец и палочки корицы. Мне врезалось в память, как это смотрелось в кастрюле, и я решила повторить рецепт. Все было точно так же – пахло так же, совсем так, как готовила она, – и вдруг я оказалась там. Я была маленькой, находилась в нашем прежнем доме и смотрела на нее, а она помешивала суп и улыбалась мне, а вокруг клубы ароматов, я чувствовала и ее запах – запах ее крема для рук, видела край плиты, ручку духовки и на ней полотенце с котиками.
– Ваша мать любила готовить?
Мадлен безучастно смотрит перед собой.
– Мадлен, – говорит Клэрис с неизменным британским акцентом, с которым Мадлен уже смирилась. – Если мы собираемся вместе работать над вашими проблемами, мне нужно знать о ней больше.
– Приступы с ней не связаны, – холодно отвечает Мадлен. – Они из-за препаратов.
– Да, но...
– Они из-за препаратов, и не нужно мне напоминать, что я участвую в испытании из-за нее – и так ясно, – и я не хочу о ней рассказывать. Это не имеет отношения к моей скорби, и мы же определились, что это не посттравматические флэшбеки. Они из-за препаратов.