Возможный крах Англии в случае возможного германского вторжения резко ухудшил бы геостратегическое положение СССР, позволив Гитлеру бросить на Восток всю авиацию и дивизии, оставленные на Западе, а также осложнив получение жизненно важных для ведения войны поставок из США и Канады. Так что угроза, что Англия в любой момент может рухнуть, как перед этим Франция, заставляла Сталина спешить. Во второй половине мая начался призыв 800 тыс. запасных в приграничных западных округах, а с начала июня - переброска туда из внутренних округов 4-х армий и одного стрелкового корпуса резерва Главного командования.[69] 4 июня Политбюро приняло решение о формировании к 1 июля в составе Красной Армии 238-й стрелковой дивизии Средне-Азиатского военного округа, "укомплектованной личным составом польской национальности и знающими польский язык" общей численностью в 10 298 человек. Очевидно, несмотря на всю конспиративную работу, проведенную НКВД и уцелевшими польскими офицерами из числа избежавших Катыни "стукачей" и "правильно политически мыслящих", достаточного количества добровольцев из числа пленных поляков для дивизии не набралось, и поэтому дивизию решено было сформировать путем переукомплектования не только поляками, но и "лицами, знающими польский язык, состоящими на службе в частях Красной Армии".[70] Это также делало дивизию вполне "благонадежной". На практике, как это позднее имело место с двумя армиями Войска Польского, а ранее - с финским корпусом, речь, скорее всего, шла об укомплектовании 238-й дивизии красноармейцами с "польскими" фамилиями, даже не знавшими польского языка. В связи с началом войны эта дивизия была сформирована только в сентябре и уже не из поляков, а из казахского и русскоязычного населения Казахстана. "Польский след" остался лишь в фамилии начальника штаба дивизии - полковника В. Л. Михликовского, назначенного на этот пост еще до начала воины.[71]
Решение о формировании польской дивизии к 1 июля указывает на то, что советское руководство действовало по "финскому варианту". Тогда финское соединение начали формировать за месяц до начала войны. Теперь, очевидно, Сталин решил, что пришло время для вторжения в Польшу. Никакими другими целями объяснить формирование польской дивизии не представляется возможным. Такую дивизию формировать было труднее, чем обычную стрелковую дивизию (польские уставы, форма, обучение польскому языку), само ее существование в мирное время представляло немалый риск: узнай о польском соединении германская разведка, это могло подтолкнуть Гитлера на войну против СССР, так как явно показало бы агрессивные намерения Сталина. Утаить существование польской дивизии, в которую свозили "лиц, знающих польский язык " со всей Красной Армии и куда могли попасть и не вполне надежные (в том числе я как потенциальные германские агенты) поляки, было довольно трудно, особенно если речь шла о длительном периоде времени, скажем, до весны 1942 г. - до этого момента, по сообщению некоторых мемуаристов Сталин будто бы рассчитывал оттянуть неизбежное столкновение с Германией.[72] Кроме того, на моральном духе тех поляков, которым суждено было бы попасть в дивизию, негативно сказался бы факт длительного пребывания в Красной Армии, если бы СССР при этом все еще оставался "невоюющим союзником" Германии. В случае, если бы Советский Союз первым на Германию нападать не собирался, а только опасался германского нападения, наиболее благоприятным временем для формирования в Красной Армии польского соединения был бы сам момент германского вторжения. Для поляков сразу исчезли бы многие сомнения и двусмысленность их положения в СССР. Времени же для формирования дивизии вполне бы хватило. Ведь даже по весьма оптимистическим вводным оперативно-стратегических игр января 1941 г. в случае германской агрессии первые две недели войны бои шли на советской территории, и лишь потом Красная Армия вступала в Польшу.[73]
В тот же день, 4 июня, когда состоялось решение Политбюро о польской дивизии, происходило заседание Главного военного совета под председательством члена Политбюро А. А. Жданова и на нем обсуждался проект директивы Главного управления политической пропаганды РККА о подготовке личного состава к ведению "наступательной и всесокрушающей войны". Проект был направлен на доработку и утвержден 20 июня.[74] В этой директиве, уже через два дня потерявшей смысл, в частности, говорилось: "О войнах справедливых и несправедливых иногда дается такое толкование: если страна первая напала на другую и ведет наступательную войну, то эта война считается несправедливой, и наоборот, если страна подверглась нападению и только обороняется, то такая война якобы должна считаться справедливой. Из этого делается вывод, что якобы Красная Армия будет вести только оборонительную войну, забывая ту истину, что всякая война, которую будет вести Советский Союз, будет войной справедливой".[75]
Советские военные и политические руководители сверх всякой меры переоценивали боеспособность собственных вооруженных сил и недооценивали решительность намерений Гитлера и качественную мощь вермахта. Г. К. Жуков вспоминал свои чувства, когда, будучи командующим Киевским особым военным округом, присутствовал на совещании высшего комсостава в декабре 1940 г.: "Мы предвидели, что война с Германией может быть тяжелой и длительной, но вместе с тем считали, что страна наша уже имеет все необходимое для продолжительной войны и борьбы до полной победы. Тогда мы не думали, что нашим вооруженным силам придется так неудачно вступить в войну, в первых же сражениях потерпеть тяжелое поражение и вынужденно отходить в глубь страны". А уже после того, как он стал с конца января 1941 г. начальником Генерального штаба, состоялся следующий разговор со Сталиным: "Помню, как однажды в ответ на мой доклад о том, что немцы усилили свою воздушную, агентурную и наземную разведки, И. В. Сталин сказал:
- Они боятся нас. По секрету скажу Вам, наш посол имел серьезный разговор лично с Гитлером, и тот ему конфиденциально сообщил:
"Не волнуйтесь, пожалуйста, когда будете получать сведения о концентрации наших войск в Польше. Наши войска будут проходить большую переподготовку для особо важных задач на Западе"".[75а] Вероятно, разговор посла В. Г. Деканозова с германским фюрером состоялся еще в декабре 1940 г., сразу после его назначения на этот пост. Реакция Сталина на сообщение Гитлера показывает, что он не только не боялся Германии, но и считал, что сами немцы должны бояться СССР.
Началось выдвижение к границе и дивизий западных приграничных округов. План превентивного удара от 15 мая 1941 г. предусматривал их сосредоточение в 20-80 км от границы, начиная с 1 июня.[76 ]А с середины июня также и 32 дивизии резерва этих округов получили приказ к 1 июля занять позиции на том же расстоянии от границ.[77] Не исключено, что события, связанные со статьей Геббельса и Заявлением ТАСС, побудили советское руководство ускорить сосредоточение войск. К 10 июля армии и корпус РГК должны были выдвинуться на рубеж Днепра и Западной Двины.[78] Советское командование имело абсолютно несоответствующее реальности и крайне преувеличенное представление о боеспособности соединений Красной Армии и их воз-можностях к быстрому развертыванию по штатам военного времени. Мобилизационный план 1941 г., носивший зловещее название "Гроза",[79] предусматривал, что войска первого эшелона на Западе, включавшие 114 дивизий, и укрепрайоны первой линии, а также 85% войск ПВО, воздушно-десантные войска, более 75% ВВС и 34 полка РГК должны были завершить отмобилизование в течение 2-6 часов с момента объявления мобилизации за счет призыва приписного состава и использования автотранспорта из близлежащих районов. 58 дивизий второго эшелона завершали отмобилизование на 2-3 сутки. Еще 60 дивизий должны были стать полностью боеготовыми на 4-5 сутки мобилизации, а оставшаяся 71-я дивизия - на 6-10 сутки. Отмобилизование ВВС должно было завершиться на 3-4 сутки, причем все боевые части и обслуживающие их тыловые подразделения приводились в боевую готовность уже через 2-4 часа, а первый эшелон войск ПВО - уже через 2 часа.[80] Абсурдность этих сроков доказала лишь война, когда призывники из недавно присоединенных территорий разбегались или переходили на сторону противника, транспорта катастрофически не хватало, а самолеты уничтожались на аэродромах, не успев подняться в воздух.