В помощь капитану были выделены два молодых офицера торгового флота — капитаны Кёлер и Веллер, на которых возложили обязанности вахтенных капитанов на время предстоящего рейса. Когда утром 27 января они прибыли в порт, то увидели у причала тысячи людей. У трапа стояли солдаты в касках и с карабинами и проверяли документы.
Один из солдат, увидев обоих капитанов, заметил, что теперь-то корабль скоро отправится в море. Однако проблема четкого управления кораблем не была решена, поэтому между моряками торгового флота и офицерами ВМС возникли серьезные разногласия.
В нормальных условиях «береговому капитану» никогда бы не доверили командовать «Вильгельмом Густлофом». Но сейчас «плавающих» капитанов не хватало, кроме того, в пользу Петерсена говорил тот факт, что он командовал «Вильгельмом Густлофом» во время предыдущих рейсов. Можно сказать принятой у моряков фразой, что Петерсен «был единоличным хозяином на борту, которого Бог благословил на этот рейс».
В царившей неразберихе власти никак не могли определить статус корабля. Военная обстановка и приближающиеся войска русских ломали традиционную схему его классификации. Не было распоряжений, в каком качестве отправится в рейс «Вильгельм Густлоф»: как военно-морской транспорт по переброске войск, как корабль по перевозке беженцев или как госпитальное судно?
В действительности, он был в некотором роде каждым из них. Многие полагали, что он имел эмблему Красного Креста как госпитальное судно. Но даже если бы «Вильгельм Густлоф» имел такую эмблему (на самом деле ее не было. — Ю.Л.), это было бы нарушением Женевской конвенции, ведь он являлся кораблем военно-морского флота, оснащенным зенитными орудиями.
Глава 9
Цану, самому высокопоставленному военно-морскому офицеру на борту «Вильгельма Густлофа», совсем не нравилось получать приказы от гражданского лица, каковым являлся Петерсен, офицер торгового флота. Он был лишь номинальным капитаном корабля.
Пока что Цан решал свои военные вопросы и контролировал установку зенитных орудий. Он проверял сигнальное оборудование и продовольственные запасы. Письменных инструкций на этот счет он не получил, так как на подобные незначительные детали у командования не было времени. Не было также служебных предписаний о том, как строить взаимоотношения с офицерами торгового флота. Позднее Цан так выразился по этому поводу: «Естественно, тяжело отдавать распоряжения 67-летнему капитану без указаний на это свыше, учитывая, что тот за почти пятидесятилетнюю службу привык к единоличной ответственности за свой корабль». Несмотря на это, он был убежден, что Петерсен мало что понимает в современных способах ведения войны и не способен управлять «Вильгельмом Густлофом» в открытом море. Еще до начала рейса возникли конфликты между старшими офицерами торгового флота и офицерами-подводниками, считавшимися элитой вооруженных сил. Тридцатипятилетние офицеры торгового флота Кёлер и Веллер попали в накаленную обстановку.
Вскоре они столкнулись еще с одной проблемой: за долгий период стоянки команда была сокращена до минимума. Стюардов, обслуживавших офицеров-подводников, пожалуй, хватало, зато было слишком мало матросов. Многих из них перевели на боевые корабли, другие воевали на суше в составе новых воинских частей, сформированных для поддержки ослабленных войск. Теперь, когда «Вильгельм Густлоф» готовился к выходу в море, треть его команды составляли хорваты и другие иностранцы.
Будучи подводником, Цан осознавал, какие опасности подстерегают корабль с таким экипажем и пожилым капитаном, и поэтому чаще обычного заходил в штаб, чтобы просмотреть сводки о деятельности подводных лодок противника в Балтийском море. Каждый раз ему сообщали, что никаких данных о деятельности советских подводных лодок на пути следования его корабля не обнаружено. Русские субмарины были настолько малоэффективными на Балтике, что их попросту не воспринимали как серьезного противника. Хотя немцы знали, что некоторые советские подводные лодки прошли Финский залив, они считали, что речь идет лишь о нескольких лодках, не имеющих большого боевого опыта. Гораздо более грозными считались советские самолеты-торпедоносцы и британские бомбардировщики, оснащенные мощными бомбами и минами. Но даже они, по официальному мнению, не представляли опасности для «Вильгельма Густлофа». Величина, скорость и престиж флагманского корабля флотилии «Сила через радость» и плавбазы подводного флота, казалось, уже сами по себе неким образом обеспечивали его неуязвимость. Он определенно должен был благополучно завершить предстоявший рейс…
Вильгельмина Райтш, в подчинении которой в Готенхафене находились десять тысяч женщин-служащих ВМС, рассказывала нам: «Мы считали “Вильгельм Густлоф” надежным и комфортабельным кораблем. По этой причине его выделили для наших девушек в качестве первого эвакуационного корабля».
Фрау Райтш, проживающая сейчас в Гамбурге, является женой капитана Карла Райтша, близкого друга адмирала Дёница и брата знаменитой летчицы-испытательницы Ханны Райтш. Это та самая Ханна, которая за несколько дней до самоубийства Гитлера вместе с раненым генералом Робертом Риттером фон Греймом прилетела в Берлин и посадила самолет при сильном артиллерийском обстреле у Бранденбургских ворот. Тогда она напрасно пыталась уговорить Гитлера бежать вместе с нею.
«Мы решили, что девушки не должны попасть в руки русских, — сказала Вильгельмина Райтш. — И так как в то время перевозка по шоссейным и железным дорогам была очень опасной, то посчитали лучшим выходом посадить девушек — а им было от семнадцати до двадцати пяти лет — на «Вильгельм Густлоф». Число мест было строго ограничено. Исходя из этого, мы тщательно отбирали девушек. Предпочтение отдавалось семейным или тем, у кого были на это особо веские причины».
Девушки были в восторге от известия, что они поплывут на запад. С тех пор как Советская армия начала продвигаться по Восточной Пруссии, они постоянно слышали об убийствах и изнасилованиях, а беженцы рассказывали им, что лучше погибнуть, чем попасть к русским.
Они опасались долгой и опасной поездки по железной дороге и на грузовых автомобилях, которые легко могли остановить враги. Их также пугал пронизывающий холод. Был конец января, и термометр показывал двадцать градусов ниже нуля. Плавание на большом теплоходе по Балтийскому морю казалось девушкам намного более безопасным и комфортабельным.
В сущности, они были правы. Адмирал Дёниц говорил: «99 % людей, бежавших морем, достигли западных портов на Балтийском побережье. Процентное соотношение беженцев, погибших при транспортировке сухопутным путем, значительно выше».
Однако одну девушку поездка на корабле не привлекала. По словам Шёна, это была двадцатилетняя жительница Хагена по имени Анни Фауст, которая предчувствовала несчастье. В то время как ее подруги радовались хорошему известию, она пыталась отказаться от плавания: «Я не хочу на “Густлоф”». Но выбора у нее не было. Вместе с другими 370 девушками, служившими во вспомогательном составе ВМС, одетыми в серо-голубую униформу — юбку до колен, блузку и пилотку с орлом и свастикой — она поднялась на борт теплохода. Большинство девушек разместились на палубе «Е» в бывшем плавательном бассейне, где за ними могли присматривать их начальницы. Некоторые пришли на службу прямо со школьной скамьи, другие работали в барах, театрах и даже в сомнительных заведениях в портах на Балтийском побережье.
«Но ведь даже в нормальных условиях людям требовалась разрядка», — заметила одна из их начальниц.
Анни Фауст вспомнила, как первоначально были отобраны около пятисот девушек, однако записи учетных документов свидетельствуют, что лишь 372 девушки взошли на борт корабля. На «Густлоф» попали также несколько девушек из вспомогательного состава вермахта, жены и члены семей обслуживающего персонала школы подводного плавания. Последним было отдано предпочтение, так как «Вильгельм Густлоф» считался их собственным кораблем. Для некоторых привилегированных лиц попасть на корабль оказалось значительно сложнее: партийные чиновники держали под контролем каждого и отказывали тем, кто казался им нежелательным. Даже капитану 3-го ранга Хуго Гейделю, старшему офицеру 9-й охранной дивизии, отвечавшей за проводку конвоев, не удалось получить место на лайнере для своей семьи.