Из окна своего штаба Леонхардт мог видеть «Кап Аркону» (27 571 брт.), которая когда-то была гордостью тихоокеанской линии Гамбург — Южная Америка. Ее осаждали толпы беженцев. В конце концов, на ее борту оказалось невероятное количество пассажиров — 14 000 человек. Леонхардт пришел к выводу, что он не может выпустить этот лайнер без прикрытия, по меньшей мере, пяти военных кораблей. В Данциге стоял в этот момент лайнер «Дойчланд» с 12 000 человек на борту. В общей сложности численность пассажиров на этих двух кораблях была эквивалентна населению небольшого города. Помимо этих кораблей в порту находилось еще два судна такого же класса, как и «Дойчланд», — «Ганза» и «Гамбург». Свободных конвойных кораблей для них пока не было.
Капитан 3-го ранга Леонхардт решил, что было бы абсолютно безответственно выпускать эти корабли в море без прикрытия. Он знал, что советские подводные лодки перешли к атакующим действиям: у Мемеля им удалось потопить два корабля прибрежного действия. Можно было предположить, что очень скоро они проникнут и в Данцигскую бухту.
«Кап Аркона» и остальные теплоходы доложили 9-й охранной дивизии о своей готовности к выходу в море. Леонхардт подтвердил, что получил их донесения, и приказал ждать, когда удастся найти корабли сопровождения и сформировать конвой.
С «Густлофом» и «Ганзой» дело обстояло по-другому: они подчинялись 2-й учебной дивизии подводного плавания, штаб которой находился в Готенхафене в девятом портовом терминале микрорайона Оксхефт.
О готовности «Густлофа» к выходу в море Леонхардт узнал случайно. Один из его подчиненных, проходя мимо корабля, заметил на борту необычайное оживление.
Капитан 3-го ранга Леонхардт позвонил в штаб 2-й учебной дивизии подводного плавания и поинтересовался ее планами. Ему сообщили, что «Густлоф» выйдет в море в ближайшие 24 часа. На его вопрос о том, какое принято решение относительно кораблей сопровождения, дежурный офицер ответил, что ему ничего не известно. После этого телефонного звонка Леонхардт получил приглашение от капитана 1-го ранга Шютце, командира учебной дивизии, принять участие в совещании в его штабе.
Совещание открыл один из офицеров дивизии: «Мы получили приказ передислоцировать наши плавбазы “Густлоф” и “Ганзу” на запад. Нам доложено об их готовности к выходу. Погрузка пассажиров почти закончена»[5]. Затем Шютце попросил специалистов по конвоям доложить об обстановке на маршруте движения и о деятельности противника в этом районе.
Леонхардт был ошеломлен, узнав, что охраны вообще не предусматривалось. Внезапно ему стало ясно, что подводники всерьез думали о проводке своих кораблей без всякого прикрытия. Он начал было свой обычный доклад о текущем состоянии минной опасности, но неожиданно прервал самого себя. «В настоящий момент я не могу предоставить вашим кораблям необходимую охрану, — предостерег он. — Через несколько дней ситуация изменится, тогда командир конвоя получит подробный доклад о деятельности противника на всех направлениях и рекомендуемый маршрут следования».
Капитан 1-го ранга Шютце ответил: «Мне жаль, но мы не можем ждать, когда будет сформирован конвой. Чем быстрее мы выйдем, тем лучше». Несколько секунд офицеры, каждый специалист в своей области, смотрели друг на друга. Капитан 3-го ранга Леонхардт вынужден был уступить, поскольку Шютце был старшим по званию. Однако Леонхардт был убежден, что подводник поступает безответственно.
Беккер полагает, что в этом споре большую роль сыграла психология, привитая в подводных силах. Для офицеров-подводников главным театром военных действий была Атлантика, а не Балтийское море. Там они в полной мере проявили себя, атакуя британские конвои, обладавшие самой совершенной системой защиты, которая когда-либо существовала. С этой точки зрения Балтийское море было для них детской игровой площадкой, акваторией, где начинали осваивать свое ремесло неопытные экипажи и капитаны. Балтийское море не являлось ареной смертоносных сражений. Пока русскому флоту удавалось оказывать лишь минимальное воздействие на германские ВМС, и многие транспорты снабжения беспрепятственно совершали рейсы в обе стороны.
Капитан 3-го ранга Леонхардт видел эту ситуацию совершенно иначе. В бытность командиром 25-й флотилии тральщиков он действовал на одном из самых опасных участков Восточного фронта в ходе морских операций на Балтике. Флотилия контролировала тогда минные заграждения в Нарвской бухте. Он хорошо знал, как ожесточенно дерутся русские на море. Поэтому Леонхардта встревожило решение учебной дивизии подводных сил самостоятельно провести данную операцию. Вернувшись с совещания в свой штаб, он тотчас позвонил фон Бланку, командиру 9-й охранной дивизии в Виндене, и сообщил о том, что произошло. Фон Бланк согласился с ним, что нельзя выпускать в море корабли с таким большим количеством людей без конвойного прикрытия, и что в рейс они должны отправиться в сопровождении кораблей охранной дивизии.
«Но они скоро выйдут в море. Как я могу их остановить? — спросил капитан 3-го ранга Леонхардт. — Все, что у нас имеется в наличии, — это лишь символическая защита в виде нескольких торпедоловов».
Фон Бланк пообещал сделать все возможное, чтобы задержать выход кораблей в море. Он немедленно проинформировал об этом командующего ВМС в Восточной Балтике. Он даже переговорил по телефону с одним из представителей командования ВМС в Берлине и попросил отдать приказ, запрещающий выход «Густлофа» в море.
Но подводники оставались непреклонными. У них был приказ о выходе, и они должны были ему подчиниться независимо от любых рекомендаций офицеров охранной дивизии. Кроме того, они могли сами позаботиться об охране конвоев, наконец, в их распоряжении были несколько миноносцев, а также некоторое количество малых боевых кораблей, кораблей-мишеней, тральщиков и торпедоловов. В то время как фон Бланк ждал ответа на свои радиограммы, отправленные в Киль и Берлин, капитан 1-го ранга Шютце заканчивал подготовку к отплытию и игнорировал любые упреки.
Кто был прав в этом споре? После войны адмирал Дёниц заявил: (цитируется по книге К. Беккера «Бегство через море») «На учениях подводные дивизии в Балтийском море, разумеется, могли действовать автономно, игнорируя инструкции сил охранения. Но когда они начали эвакуироваться на запад, этот транспорт, также как и любой другой, естественным образом перешел в подчинение командующего ВМС в Восточной Балтике адмирала Бурхарди. Поэтому за проводку конвоев отвечала также и 9-я охранная дивизия».
Когда в 1978 году мы спросили об этом гросс-адмирала, то его оценка не была уже столь однозначной. Тем не менее, он по-прежнему считал, что проводку крупных теплоходов лучше организовала бы 9-я охранная дивизия.
Однако в накаленной атмосфере Готенхафена такое расчетливое и взвешенное предложение не могло быть реализовано. Подводники действовали так, как им казалось правильным, и их поведение заставило Леонхардта опасаться самого худшего. Кроме того, подобные споры не способствовали улучшению отношений между офицерами ВМС и представителями торгового флота, находившимися на борту «Вильгельма Густлофа».
В это время у тех, кто работал на шлюпочной палубе лайнера, появлялось все больше проблем. Луи Реезе вместе с несколькими матросами пытался сбить лед с занесенных снегом спасательных лодок, которые юный Гюнтер фон Майдель увидел на своей первой прогулке по кораблю. Ойген Жесле, начальник корабельной типографии, обратился к Реезе с просьбой разрешить взять на борт жену с новорожденным сыном. Реезе сказал ему, что каждый член команды имеет право взять с собой семью, однако он хотел бы отговорить его от этого. Если бы речь шла о его собственной жене, он постарался бы найти другой способ переправить ее в безопасное место. «Все это мне не нравится», — добавил он.