Прокурор Смоленский быстро закончил разбирательство и заявил, что жалоба такого рода, с которой обращается Кох, не подлежит рассмотрению. От уголовников, как, впрочем, и от других сокамерников, он терпел неудобства наравне со всеми другими подсудимыми. Он уверен, что требования Коха не более чем хитрый трюк, чтобы до бесконечности затягивать разбирательство.
Процесс шел своим чередом, и Кох набрался наглости выступить со следующим утверждением: «Лишь сегодня я узнал из обвинительного акта об ужасах, которые творились в Польше. Как немец, хотел бы выразить глубочайшее сожаление и свое отвращение к подобным выходкам. Я глубоко потрясен тем, что здесь было зачитано. Я стою здесь перед судом и перед польским народом как один из тех, кто несет ответственность за истинных виновников. Сам я невиновен. Вина лежит на тех, кто сегодня находится на свободе. Я был послан сюда теми, кому мог быть опасен в Германии».
Он утверждал, что давно уже является социалистом и сыграл ведущую роль при заключении пакта между Сталиным и Гитлером в 1939 году. В партии его называли «Красное знамя». Гитлер якобы сказал ему: «Вы никогда не были моим другом, но думаю, что вы останетесь верным данной присяге. Вас считают радикальным социалистом». Затем Кох заявил, что англичане передали его Польше, желая отомстить одному из капиталистических концернов, поскольку он реформировал перед войной восточно-прусскую экономику, а в Германии положил конец монополии английской фирмы по производству маргарина.
Его заявления, явно нацеленные на то, чтобы понравиться марксистским судьям, были восприняты ими с недоверчивой улыбкой. Кох рассказывал о своем «пролетарском» происхождении, о своих связях с «папашей Шмитцем», шахтером и одним из уважаемых социал-демократов, который, как сказал Кох, открыл ему глаза на значение Маркса, Энгельса, Лассаля и Бебеля. Все эти имена он произносил с чувством глубокого благоговения. Поэтому, утверждал Кох, в принципе он сам является коммунистом. Кох заявил суду, что его надо не просто оправдать, а признать, что он сделал все возможное, чтобы избежать в подчиненных ему польских губерниях самых пагубных немецких прегрешений. У него хватило наглости изобразить себя «единственным», кто боролся против политики Гиммлера, направленной на депортацию и уничтожение поляков.
Неудивительно, что утверждения Коха не сделали менее убедительными представленные документальные свидетельства и показания очевидцев. Один за другим выстраивались они в очередь, чтобы рассказать о его бесчинствах. Через десять лет после своего ареста и судебного разбирательства 9 марта 1959 года Кох был приговорен к смертной казни. Приговор был встречен с большим одобрением.
Именно с этого момента начинаются загадки. Спустя год стало известно, что Кох был помилован по 407-й статье польского уголовного кодекса, запрещающего казнь тяжелобольных.
Один из членов комиссии по расследованию военных преступлений, подчинявшейся министерству юстиции, сказал нам, что затягивание решения (между объявлением смертного приговора и его отменой прошел год) объяснялось «длительными дополнительными разбирательствами». Но что пытались раскрыть в ходе новых расследований? Какие тайны собирался рассказать Кох?
К нашему большому удивлению выяснилось, что Кох, которому сегодня восемьдесят три года, все еще жив и находится в изолированном и хорошо охраняемом отделении тюремного госпиталя в Варшаве. Последний из самых опасных преступников, виновных в уничтожении целых народов, олицетворение ужасов национал-социализма, сегодня он, возможно, радуется, вспоминая, как когда-то горел порт в Пиллау, как ему удалось уцелеть после 1945 года. Конечно, так можно жить только, если совсем отсутствует совесть.
Но существует и другая загадка, связанная с Кохом и, возможно, с судьбой «Вильгельма Густлофа». Известно, что Кох в последние дни перед своим бегством занимался каким-то делом, которое отвечало его преступному характеру. Эта акция была связана с уникальной и бесценной Янтарной комнатой. Чтобы понять значение этого сокровища, необходимо перенестись на два с половиной столетия назад.
Янтарь, окаменевшую смолу хвойных деревьев третичного периода, можно обнаружить главным образом на немецком побережье Балтийского моря, в Литве и Латвии. Одним из крупнейших месторождений янтаря считается Пальмникен (сегодня пос. Янтарный в Калининградской области. — Ю.Л.). Еще в бронзовом веке из него делали драгоценности. Греки и римляне часто использовали его для обрамления небольших драгоценных вещей.
Фридрих I, король Пруссии, не ограничился страстью к маленьким янтарным безделушкам. Он повелел отделать янтарем целую комнату. Изготовленная в 1709 году архитектором Шлютгером и ювелиром Готфридом Тюссо декорация состояла из резного, инкрустированного обрамления общей площадью двадцать пять квадратных метров. Янтарные пластины послужили основой для разноцветной мозаики, изображавшей природный ландшафт, гербы, раковины, монограммы и гирлянды. Между ними были вставлены миниатюрные кусочки янтаря, содержимое которых можно было разглядеть только с помощью увеличительного стекла. Световой эффект усиливала серебряная фольга, закрепленная на обратной стороне прозрачных, пластин.
Это была великолепная работа, которая почти разорила прусскую государственную казну. Фридрих I с большой гордостью показывал комнату своим гостям. Его сын, Фридрих Вильгельм I, король войны, больше интересовался гренадерами двухметрового роста. В 1716 году дворец в Потсдаме посетил царь Петр Великий, который пришел в восторг от Янтарной комнаты. Прусский король предложил ему сделку: он дарит царю янтарную комнату, а тот, в свою очередь, — шестьдесят великанов из царской гвардии.
Янтарные пластины были демонтированы и на санях перевезены в Зимний Дворец в Петербург. После смерти царя его дочь Елизавета, враждебно относившаяся к немцам, велела перевезти пластины в Летний дворец в Царском Селе. Поскольку новое помещение для янтарных пластин было больше, чем первая комната, она поручила ювелиру Мартелли дополнить их новыми украшениями. Он прекрасно выполнил заказ: поместил между пластинами зеркала с серебряным и золотым обрамлением и установил подсвечники так, что горевшие в них свечи подчеркивали мельчайшие детали драгоценного материала.
Новая комната была удивительной красоты. Слуг специально обучали ухаживать за пластинами — чистить и полировать их. Комната получила известность под названием «Янтарная поэма». После революции 1917 года она была выставлена на всеобщее обозрение и стала всемирно известной.
Когда немцы в 1941 году подошли к Ленинграду, русские планировали эвакуировать это сокровище в Свердловск на Урал, чтобы поместить его на временное хранение в подземные кладовые. Но на это не хватило времени. Русские успели вывезти два вагона с драгоценностями, но янтарные пластины не были вовремя демонтированы и попали в загребущие руки Коха. Он распорядился перевезти Янтарную комнату в Кёнигсберг, где доктор Альфред Роде, директор прусского музея изобразительных искусств, смонтировал ее. Кох распорядился свести к минимуму количество посетителей. Один из редких счастливчиков, которому удалось увидеть ее летом 1943 года, рассказывал: «Пластины были почти в идеальном состоянии. Мне вручили брошюру, в которой рассказывалась вся история Янтарной комнаты. Особый упор делался на то, что она является немецкой собственностью, наконец-то возвращенной истинным владельцам».