Биль Уайт, американец, был настроен более философски. Он полагал, что «это» открывает новую эру не только в военном деле, но и в транспорте. Капитан Роутс, бледнолицый и светловолосый, в очках с железной оправой, с грустью вспоминал первые дни войны, когда англичане устраивали пышные и торжественные похороны немецким летчикам, сбитым над Лондоном. Он и теперь восхищался «рыцарским духом» англичан.
— Простите, — вмешался я, — а венки от жертв, которые были убиты немецкими бомбами, не забывали возлагать?
Капитан поднял голову с подушки, поправил очки, словно хотел получше рассмотреть меня, потом соболезнующе улыбнулся и разъяснил:
— Этими похоронами мы отдавали долг прежде всего нашим собственным человеческим чувствам. Вы же знаете: англичане — спортсмены, а хороший спортсмен всегда великодушен к неудачливому противнику. Вам это, конечно, непонятно, вы пристрелили бы их сразу.
— Насчет последнего вы ошибаетесь: мы не расстреливаем пленных. Но мы считаем, что война слишком дорого обходится народам, чтобы ее можно было рассматривать как спорт, и мы не можем относиться к вооруженной автоматом немецкой горилле, как к спортсмену.
Капитан пробурчал что-то о разных точках зрения, о сложности русского характера, известного еще по Достоевскому, и прочее. Его поддержал корреспондент «Дэйли геральд» Мэтьюз. Остальные молча присоединились к ним. Кадровое офицерство сохранило свои старые представления о войне, о мире, в политике оно усваивало и повторяло зады реакционной печати, сваливая порою в одну кучу правых и виноватых. Несмотря на союзные отношения между Англией и Советской Россией, многие офицеры продолжали думать о русском народе по старому шаблону, состряпанному английской печатью еще четверть века тому назад и мало изменившемуся за эти последние двадцать пять лет.
Особенно наглядно, хотя и несколько неожиданно, это раскрылось передо мною, когда неделей позже в мою комнату в Байе, в Нормандии, ввалилась группа офицеров «дивизии королевы». После пары стопок коньяку начался шумный разговор, полухвастливый, полуоткровенный. Молодой майор, только что вырвавшийся из стен имперского штаба, стал проклинать немцев. Традиционное английское хладнокровие изменило ему при простом упоминании о немцах. Его серые глаза посветлели и стали неподвижными, словно окостенели, узкие губы резко сжались. Он уверял меня, что английская армия готова покончить с немцами раз и навсегда.
— Мы сыты ими по горло, — говорил он, проводя пальцем по загорелому подбородку. — Я не верю всем этим глупостям о плохих немцах и хороших. Немец — всегда немец. Лет семь назад я, возвращаясь из Индии, познакомился на пароходе с одним, как говорят, «хорошим немцем», антигитлеровцем. Уже на третий день нашего знакомства он предложил Англии объединиться с Германией, чтобы править всем миром… Батальонный капеллан, отнюдь не склонный, судя по свекловичному носу, к пуританскому воздержанию, рьяно возражал майору, уверяя, что он может не любить только отдельных немцев, а вообще «немцы очень симпатичный народ» и капеллану они весьма нравятся. В доказательство своего чисто «индивидуального подхода» капеллан сознался:
— Мне, например, не нравятся русские. Но это не значит, что я не могу хорошо относиться к отдельным русским. (Капеллан был католиком; он, как я узнал позже, не упускал случая лягнуть советского союзника Англии даже во время проповедей.)
— Мы всегда плохо понимали русских, — отозвался майор, — мне кажется, несмотря на нашу самоуверенность, мы всегда немножко побаивались их. Это опасение часто искусственно насаждалось и культивировалось…
— И оно оправдывалось, это опасение, — вмешался в разговор уже захмелевший полковник. — Русские всегда были агрессивны в отношении Англии.
— Агрессивны, полковник? Простите меня, как русский, я знаю историю России лучше, чем историю Англии. Может быть, вы напомните мне, когда и какая русская эскадра бомбардировала английскую территорию? Может быть, вы скажете мне, когда и где русские войска высаживались в Англии? Вы не помните, полковник? Нет? А я могу сказать вам, что за последнее столетие Англия дважды вторгалась на русскую землю. Вы знаете, конечно, что фельдмаршал Айронсайд, кажется, ваш недавний начальник, избрал себе титул «лорд Архангельский» в ознаменование своих ратных подвигов, якобы совершенных у этого города, Архангельск ведь тоже находится на русской земле…
Сообразив, что его вылазка не удалась, полковник попытался с честью отступить. Он еще допускал мысль, что Англия могла совершить ошибку в прошлом, но решительно отвергал даже возможность ошибки в настоящем.