Выбрать главу

Английская пропаганда стала облекать намерения Монтгомери не вести зимней войны в стыдливые одежды благоразумного избежания риска. Монтгомери распорядился подкрепить эту пропаганду убедительными материалами.

К военным корреспондентам приехал сам начальник штаба 21-й группы генерал Гюинган. Ему охотно верили, так как он обычно знал, что говорил. Начальник штаба посвятил свой длинный доклад доказательству, что 21-я группа не может наступать зимой. Он уверял, что немцы якобы оправились от осеннего поражения во Франции. Кроме того, союзники подошли к внутренней оборонительной линии Германии, а ее нельзя преодолеть с хода, ее нужно проламывать. Это должно потребовать много сил, огромного количества амуниции и снаряжения. Такое напряжение, как пытался убедить нас докладчик, выше способностей союзников: их коммуникации, видите ли, растянуты, транспорт износился Генерал даже сравнивал теперешнее положение союзников с тем, в каком оказались немцы прошлым летом. Начальник штаба полагал, что время легких успехов миновало, что соотношение сил на западе сложилось не в пользу союзников, поэтому было бы неразумно начинать крупные операции до наступления весны.

За словами последовали дела. Монтгомери отдал приказ о предоставлении всей армии двухнедельного отпуска. Солдатам и офицерам, желающим провести свой отпуск дома, в Англии, обеспечивался транспорт туда и обратно. В Англию же направлялись и канадцы; однако наиболее ловкие из них умудрялись добираться даже до Канады.

Пока примерно одна восьмая часть армии отдыхала в Англии, а две восьмых находились в пути туда или обратно, остальные офицеры и солдаты в ожидании своей очереди, вольно и сравнительно беспечно жили в бельгийских и голландских городках, не тронутых войной. Для увеселения англичан открылись клубы, танцевальные залы, кинотеатры, пивные, бары. Рацион виски и пива был увеличен.

Брюссель стал всеармейским городом отдыха и развлечений. Многочисленные гостиницы были превращены в офицерские дома отдыха. В крупнейшем брюссельском отеле «Метрополь» открылся солдатский клуб. В сосед них переулках появились дансинги. Мужчин-бельгийцеь в них не пускали, а бельгийки могли попасть туда лишь в сопровождении кавалера в союзной военной форме И хотя немцы еще сидели на канале Леопольда, Брюссель менее всего напоминал прифронтовой город с военным положением и полицейским часом; особенно вечерами, теплыми и темными, по затемненным улицам фланировали тысячи солдат и офицеров. Из раскрытых дверей многочисленных кафе неслась музыка, гремели голоса подвыпивших офицеров и солдат, слышалось шарканье сотен танцующих ног: армия веселилась.

Брюссель был не одинок. Париж, куда мы добрались некоторое время спустя, оказался охваченным таким же весельем. Военные власти реквизировали во французской столице отели, рестораны, вместительные и хорошие помещения. Клубы возникали на каждом углу. Они кишели офицерами различных рангов и родов войск. Американцы были щедрее англичан; в отличие от последних они позволяли офицерам кормить своих дам, что в голодном Париже играло большую роль. По Большим бульварам до поздней ночи катился людской поток: зеленоватый цвет военной формы подавлял все другие цвета. На Елисейских Полях, на набережной Сены под знаменитыми каштанами стайками разгуливали американские солдаты, за ними такими же стайками устремлялись девушки: карманы богатых янки были всегда набиты шоколадом и папиросами. Даже Булонский лес поражал обилием американцев.

Во второй половине октября мне предстояла поездка в Лондон. Перед самым моим отлетом в Лондон генерал Эйзенхауэр пригласил к себе большую группу военных корреспондентов. Генерал все еще носил полевую форму, в которой я видел его почти шесть месяцев назад в столице Англии. Теперь он был бледен, утомлен, под глазами отчетливо виднелись мешки.

Он похвалил англичан за высадку у Арнема, пригрозил разбить вдребезги немецкие части, мешавшие продвигаться американцам севернее Ахена, но от конкретной оценки военного положения на Западе отказался. Генерал признавал, что времена переменились: немцы готовы теперь оказывать сопротивление.