Все равно жизнь движется по спирали — и когда-нибудь к чему-то подобному мы вновь придем. Потому что человеческая природа не меняется — и в конце концов оказывается сильнее времени. Каким бы жестким и безжалостным оно порой ни становилось.
* * *И вновь обращусь к очерку Сергея Бавли, красочно описавшего атмосферу в день матча с «Металлистом».
«В СКК стало труднее попасть, чем в БДТ Товстоногова. Все имевшие к "Зениту" хоть косвенное отношение не подходили к телефонам. У них выпрашивали билеты. "Герои нашего времени" — работники торговли — предлагали любые деньги и самый отборный, как говорил герой Райкина, "дифсит". Билетов не было, как не было и ничего престижнее, чем попасть в СКК на футбол.
…В СКК болельщиков запускали за час до матча. Журналисты со служебного входа проходили, когда им вздумается, и пришли как никогда рано. Вместе с ними за несколько часов до матча прибыли и ветераны "Зенита". Портфели ломились. О закуске никто не позаботился, да она особо и не требовалась. Закусывали объятиями и вопросом: "Нет, ну ты мог себе представить?! Дождались!" До игры еще оставалось несколько часов.
"Металлист" на кураже быстренько разделали под орех. В перерыве в раздевалке еще не пили, но уже обсуждали, как поедем сразу после матча на банкет в "Пулковскую". То, что там заказан банкетный зал "Меридиан", тщательно скрывалось от игроков, но в этот день ничего скрыть было невозможно. Я подошел с двумя стаканами к телеоператору Толе Оношко. "Подожди, мне еще тайм работать", — жестко отрезал старый приятель. "Я хотел за Набутова Виктора Сергеевича, обидно, что не дожил". "Наливай", — мгновенно отреагировал телевизионщик (знаменитый питерский телекомментатор трагически погиб, подавившись куском мяса. — Прим. И. Р.).
Минут за 5–7 до финального свистка, при счете 4:1, на Садырина начала надвигаться гигантская журналистская армада с телекамерами, фотоаппаратами, диктофонами. Впервые в жизни угодив в такое кольцо, совсем молодой еще тренер (Садырину было 42. — Прим. И. Р.)занервничал. Я нарушил субординацию и, наклонившись к нему, вместо привычного" Федорыч" назвав Пашей, спросил: "У тебя мелочь есть? Выложи, тебя скоро в воздух начнут бросать, потеряешь". "Пошел ты…" — ответил Победитель и впервые за второй тайм улыбнулся.
"Зенит" отмечал в Пулковской, но тем не ограничился. Многие ночью на такси перебрались на родной стадион имени Кирова, возле которого до утра (раз в жизни и не такое возможно) работал ресторан "Восток". Там догуливали, музыканты бесплатно (!) часами играли «А стадион шумит: "Зенит"! "Зенит"! "Зенит"!..». Возле ресторана был небольшой грязный пруд, в котором уже плавали льдинки. Завершилось, естественно, купанием в нем. Никто даже не чихнул, был слишком велик эмоциональный подъем».
Тогда были другие времена, и Ленинград в полном составе не вышел праздновать чемпионство на Невский и Дворцовую. Золото отмечали тихо, по-домашнему, на кухнях. Но счастья было не меньше. И лишь на чествовании в СКК собрали народ, чтобы дать волю болельщицкой любви. Только вот Розенбауму выступить не дали. Такие, к сожалению, были годы.
У Мигицко сохранились о том вечере светлые воспоминания:
— Какой это был праздник! «Зенит» поздравляли все театры Ленинграда. До сих пор помню текст нашей тогдашней песни. Все думали, что мы посвятим ее команде, а мы всех обманули. И на мотив «Команда молодости нашей» затянули:
Много спето песен о «Зените», И звучат стихи, как ясный гром, А теперь, друзья, нас извините, Мы вам о болельщике споем. Пускай невзрачен он на вид, Но без него ничто — «Зенит». Простой советский ленинградец, Что ночью за билетами стоит!Это был великий успех! Человек, сидевший на трибуне СКК, понял, что поют про него, и был до безумия счастлив. А мы, спев очередную песню, открывали бутылки водки — в которой на самом деле была вода — и прямо на сцене выпивали ее «из горла». Борьба с пьянством и алкоголизмом тогда, правда, еще не началась, но по тем временам и это было нонсенсом, недопустимой вольностью. Но в эйфории от золота «Зенита» никто нам и слова не сказал.
Здесь же невозможно не вспомнить и рассказ Михаила Шаца о морге с криками «"Зенит" — чемпион!», и открытие восьмилетним Владиславом Радимовым красот варьете. В конце 1984 года Ленинград сошел с ума.
И вскоре в питерских двориках из магнитофонов повсюду зазвучала пусть не дозволенная партийными вождями на чествовании, зато искренняя, наполненная настоящей любовью песня Розенбаума:
Когда мальчишки по двору гоняли мяч футбольный, Когда за стекла битые им ставили на вид, Они в мечтах в атаку ими на настоящем поле В футболках синих с надписью «Зенит». И мамы, зашивая им разорванные брюки, Не знали, что однажды в осенний звездный час Родные их ребята победно вскинут руки, И искры счастья брызнут из сотен тысяч глаз. «"Зенит" — чемпион!» — ревут трибуны, И флаг бело-синий в небо взмыл. «Зенит» — ты не баловень фортуны. Ты честно и по праву победил. Но было все непросто, мы Кубок упустили, И пресса не хотела всерьез нас принимать. Но чем сильнее били, тем злее все мы были, И это помогало нам на поле побеждать. «Зенит» — это значит не сдаваться, «Сгорая» в Тбилиси в два мяча. «Зенит» — это значит ленинградцы, А Ленинград нигде не подкачал. На выезде решающем мы взяли все, что можно, И между дел из Кубка попрошен был «Спартак». Немного отдохнули, «Шахтер» «сломали» тоже, И «Металлист» последним «лег» под бело-синий флаг. «Зенит» — это парни из Удельной, И жизнь у них — вечный карантин. «Зенит» — это взлет после паденья, «Зенит» — ты у Питера один. * * *Никому в Питере тогда и в страшном сне не могло присниться, какое паденье их любимцев ждет после взлета. Невозможно было даже представить, что всего два с половиной года спустя те же футболисты напишут письмо против любимого Пал Федорыча, и ему придется уйти. А в 89-м «Зенит» и вовсе вылетит из высшей лиги, куда всерьез и надолго вернется лишь в 95-м. Причем с тем же самым Садыриным…
Размышляя о причинах многолетнего питерского футбольного похмелья, я вспомнил свой вопрос, заданный Розенбауму. Вернее, его беспощадный ответ.
— Почему, по-вашему, у питерского футбола столько лет до 84-го не было никаких достижений?
— И 84-й был достижением не питерского футбола, а конкретно Павла Федоровича Садырина и игроков! Есть у меня такая песня: «Ты не Санкт-Петербург, не святой ты совсем». Санкт-Петербург всегда гробил людей, которые приносили ему славу. Во все времена. Включая Садырина. Кого ни возьми — начиная с Пушкина и заканчивая Собчаком. А кому помог Ленинград из своих артистов и спортсменов? Никому. Если ты не гляделся какому-то секретарю ЦК в Москве, то оказывался в полном дерьме, и твой город даже не думал протянуть тебе руку помощи. Поэтому и наш баскетбольный «Спартак» без Владимира Кондрашина сразу улетел в пропасть, и волейбол без Вячеслава Платонова сгинул…
Пока были личности, энтузиасты, которые сами делали дело — оно двигалось. Как только такие люди исчезали — город спортом не занимался. И тот же «Зенит» 84-го жил не благодаря ленинградским властям, а благодаря ЛОМО и его директору Панфилову, сильнейшему человеку в городе. А о таких городских руководителях, как луганский секретарь обкома Шевченко, во многом благодаря которому местная «Заря» в 72-м году стала чемпионом СССР, Ленинграду приходилось только мечтать.
«Санкт-Петербург всегда гробил тех людей, которые приносили ему славу», — страшные слова сказал Розенбаум о своем родном городе. Но то, что произошло с «Зенитом» после его первого золотого успеха, приговор музыканта и поэта подтверждает. Полностью.
Глава II. История разложения
Сказать, что Ленинград готов был носить своих героев-84 на руках — значит не сказать ничего.
Все более или менее значимые организации города, от заводов до театров, выстроились в очередь, чтобы принять чемпионов из «Зенита» у себя, поздравить-угостить, признаться в любви. Команда, купаясь в незнакомых ей прежде лучах славы, не понимала, что это испытание похлеще, чем битвы со «Спартаком» или «Днепром» на футбольных полях. На часовом заводе игрокам дарили часы, на фарфоровом — сервизы. И далее по списку. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. При том что и до того «Зенит» по алкогольной части в аскетизме замечен не был.