— Дайте выговориться всем. Туза бросайте на стол, когда вас конкретно спросят о том, что делать.
— Конька менять — вот что делать, — зло бурчал Черемных. Но я больше соглашался с Самойленко.
И вот теперь я ждал этого момента.
— Будем подводить итоги? — предложил Андропов, и веки его устало поднялись за толстыми стеклами очков.
Какие же итоги подводить? Ведь за истекшие часы были одни только многословные рассуждения. И они отнюдь не определили дальнейших действий. Может быть, подумал я, когда мы все разойдемся, останется четверка и все решит? В таком случае нас-то зачем пригласили?
Состояние мое в ту минуту было странным, чувства и мысли мешались в голове. Мне казалось явно неудовлетворительным все это долгое обсуждение и отсутствие каких-либо выводов. Сейчас я предполагаю: уж не было ли это обычным почерком круговой безответственности на самом верху нашей власти — ждать, пока кто-то крайний, кому уж никак не «отвертеться», возьмет на себя ответственность?
Вслед за предложением подводить итоги Андропов прямо обратился ко мне:
— Что будем делать, Главный?
Сказать, что в тот момент я был в полной мере готов бросить туза на стол, было бы преувеличением. Одно дело с боевыми товарищами предполагать, а другое — оказаться перед человеком, имеющим полную власть, чтобы тобой «располагать» по своему усмотрению. Да и весь характер этого совещания настраивал скорее на то, чтобы изложить свои выводы в том же неопределенном мало к чему обязывающем стиле. Но факт есть факт: председатель Комиссии Политбюро спрашивает тебя как Главного военного советника: «Что будем делать?»
Теперь, вспоминая те минуты, мне кажется, что я пошел на Голгофу.
— Юрий Владимирович, я уверен, что в Афганистане все надо решать политическими и дипломатическими методами.
— Это не ново, — буркнул Громыко.
Я понял, что меня сразу же ставят на место.
Андропов тихо спросил:
— И все же?
Я почувствовал, как сердце мое стало ритмично разгонять кровь. Не вполне уверенный, что поступаю в соответствии с рангом и положением, когда вокруг столько крупных политических и военных деятелей, я медленно, стараясь не торопиться, начал излагать:
— Юрий Владимирович, уважаемые члены Комиссии, каждый день пребывания советских вооруженных сил в Афганистане и ведение ими боевых действий бьет по авторитету Советского Союза и выгодно играет на руку Соединенным Штатам Америки и НАТО.
— А у вас что, есть свои люди в Пентагоне? — едко спросил министр обороны.
— Нет, товарищ министр обороны, в Пентагоне своего человека не имею.
— Откуда же вам это известно, уважаемый радетель за интересы Америки и НАТО? — грубо продолжил Устинов.
Я не мог и не хотел быть униженным на этом совещании и потому ответил резко:
— Дмитрий Федорович, в свое время министр обороны Андрей Антонович Гречко учил меня мыслить широко, видеть политическую сторону явлений и излагать свои выводы откровенно и прямо…
— И все-таки, — перебил меня Андропов.
Я встал — не скрою, для большей храбрости. Да и вообще, сидеть перед столь высокой Комиссией во время своего доклада было неприличным. Пока я поднимался со стула, успел и приободрить себя и сформулировать ответ.
— В течение восьми месяцев, что я нахожусь на посту Главного военного советника, я располагал возможностью, глубоко и всесторонне анализируя ситуацию, делать все для победы над противником в вооруженной борьбе…
Табеев успел скороговоркой вставить:
— И тут же снимали воинские гарнизоны там, где отвоевывали у душманов власть!
Громыко сделал рукой жест: мол, помолчи, послушай, что генерал докладывает.
И я продолжал:
— Считаю, что необходимо объявить руководству Демократической Республики Афганистан, товарищу Бабраку Кармалю, что в ближайшие полгода из страны будет выведена половина войск 40-й армии, а в следующие полгода — остальная часть… Следует возложить ответственность за судьбу и защиту Революции на НДПА ДРА, ее руководство.
Несколько секунд длилось гробовое молчание.
Устинов, зло посмотрев на меня, сказал:
— Мы добиваемся военно-технического превосходства над Америкой и НАТО…
Я не сдержался:
— Товарищ министр обороны, я докладываю сейчас о возможном решении проблемы Афганистана…
Но Устинов продолжал давить: