В Эссексе и Кенте мятежников тоже разбили, многих казнили. А шотландцы прервали наступление, остановились в Нортгемтоне и Ковентри, чтобы собрать припасы для войска. Но Кромвель, покончив с Уэльсом, быстро повернул против них, соединился с Северной армией Ламберта и 17 августа разгромил шотландцев при Престоне, вынудив их заключить мир. Сношения Карла с Шотландией снова были квалифицированы как «измена». И после ликвидации всех очагов сопротивления совет армейских «святых» грохнул кулаком по столу: в ноябре принял очередную «ремонстрацию», требующую «чистки» парламента и суда над королем.
Палата общин в панике шатнулась к восстановлению монархии. 140 голосами против 104 наконец-то постановила, что есть все основания договориться с Карлом. И тогда Кромвель пошел на такой шаг, на который не отваживался ни один из британских королей. 2 декабря армия вошла в Лондон. Коварно захватила Карла, приехавшего по приглашению парламентариев. А капитан Прайд с солдатами ворвался в палату общин и выгнал из нее 150 депутатов, отправив часть из них в тюрьму. Оставили только тех, кто готов был безоговорочно поддерживать Кромвеля. «Чистку» провели и в городе, изгнав из Лондона всех «злонамеренных» — по одному лишь подозрению в симпатиях к роялистам или пресвитерианам. Выдворили на все четыре стороны и множество «черни», возмущенной действиями военных.
Власть фактически перешла к «совету армии». То бишь к узкой клике Кромвеля. Моральные оправдания своим действиям он находил железные — объяснял все «неизбежностью». Дескать, вот так сложилась «неизбежность», что пришлось разогнать парламент, за права коего началась революция — ну и что ж теперь поделать? Значит, Бог так рассудил. По указке «совета армии» палата общин (точнее, ее остатки) 23 декабря постановила привлечь короля к суду. Палата лордов единогласно проголосовала против. Что ж — тогда разогнали палату лордов. И через сохранившийся огрызок палаты общин провели закон, что можно обойтись без верхней палаты. «Неизбежность» вынудила!
Но и ни один суд не хотел принять к рассмотрению дело короля. Тогда собрали специальный трибунал из армейских «святых». Словом, отмахнулись от последних законных формальностей, от всякой «демократии». К чему какие-то «демократические» условности, если они сами — «святые»? Карла признали «тираном», изменником, убийцей, общественным врагом и приговорили к смерти. Даже городской палач, и тот отказался участвовать в подобном безобразии. Его обязанности добровольно взял на себя фанатик-офицер Томас Ферфакс. 30 января 1649 г. Карл I был обезглавлен. Что Кромвель опять объяснил «неизбежностью» — дескать, грешник был, вот и допрыгался.
А 17 февраля нижняя палата постановила вообще отменить королевскую власть. 1649 год переименовывался в «Первый год свободы», Англия объявлялась республикой, где вся власть передавалась… палате общин. Хотя и многие из депутатов, которых из нее еще не выгнали, после казни короля сами покинули парламент. И осталось в палате всего 50–60 человек. В народе их презрительно прозвали «охвостьем». А реальная власть досталась офицерской верхушке во главе с Кромвелем. Он переехал в Уайт-Холл, ничуть не стеснялся пользоваться вещами убитого монарха, и, по свидетельствам современников, «спал в одной из роскошнейших кроватей короля». Вот так в Англии произошел переворот, который историки по непонятным причинам окрестили «буржуазной революцией».
Мятеж и закон
Царь Алексей Михайлович продолжал усердно заниматься делами Церкви. Так, узнав, что от явленной Царевококшайской-Мироносицкой иконы Богородицы совершаются чудеса, он повелел принести ее в Москву, торжественно встретил с патриархом Иосифом, а потом отпустил обратно, распорядившись устроить на месте ее явления монастырь. По прошению горожан Нижнего Ломова дал разрешение построить церковь в честь чудотворной Казанской иконы Божьей Матери, отправил для нее ризы, богослужебные книги и утварь. Рассмотрел и утвердил вопрос о строительстве Глинского монастыря под Путивлем. По указу государя состоялось перенесение в Москву Страстной иконы Богородицы Одигитрии, на месте ее встречи у Тверских ворот был заложен храм, а позже был устроен девичий Страстной монастырь.
По-прежнему собирался кружок «ревнителей благочестия». Однако «благочестие» его члены понимали по-разному. Федор Ртищев активно занялся благотворительностью. Создал на свои деньги богадельню, странноприимный дом, тратил большие средства на выкуп пленных у татар. Привечал он и ученых монахов, приезжающих с Украины и из Греции. И находил в данном плане единомышленника в лице горячего и увлекающегося архимандрита Никона. Другое же крыло кружка относилось к украинцам и грекам настороженно, подозревая «ересь». Но в чем окружавшие царя духовные лица были едины, так это в убеждении, что народ погряз во грехах и требуется кардинальное «исправление нравов».