В первом из приведенных высказываний Сталин рассуждает так, как и должен был рассуждать в условиях дефицита подготовленных к бою людских ресурсов любой трезвомыслящий военачальник. Интересен в связи с этим его призыв «поучиться у немцев». Ведь за таким призывом — признание того, что неумение воевать малой кровью было характерной чертой советской военной школы.
Второе высказывание Сталина слегка приоткрывает завесу над не исследованной у нас темой: судьбы гражданского населения в условиях ожесточенных боевых действий периода Великой Отечественной войны. Огромные жертвы в этом случае имплицитно признавались историками в качестве неизбежной платы за военный успех. Отчасти это, видимо, действительно было так. Но Сталину в этом, как и во многом другом, решительно не хватало меры.
Богдан Мусиаль
«Мы схватим капитализм за шиворот»
Международные исследователи уже в течение нескольких десятилетий едины в том, что немецкое нападение на Советский Союз 22 июня 1941 г. было идеологически обусловленной войной, спланированной и начатой как война на уничтожение за завоевание жизненного пространства. Существует много доказательств этому, в том числе и высказывания самого Гитлера. Несомненно, что летом 1941 г. Советский Союз пал жертвой давно подготавливавшейся агрессии. Советская военная и послевоенная пропаганда подавала нападение Германии соответствующим образом, одновременно оставляя в тени продолжавшийся почти два года германо-советский союз.
Новейшие исследования показали, однако, что Советский Союз самое позднее с начала тридцатых годов тоже готовился к идеологически обусловленной наступательной войне. Ее цель — расширить коммунистическое владычество в Европе и в мире силой оружия. Советский Союз начал реализацию этой программы на практике вторжением в Польшу в сентябре 1939 г. Помимо прочего, это подтверждается высказываниями ближайших доверенных лиц Сталина, что будет показано ниже.
Подготовка к наступательной войне в тридцатые годы
Когда в начале тридцатых годов в Москве состоялось одно из обычных многочасовых заседаний правительства, на повестке дня стоял вопрос о подготовке советских вооруженных сил к войне. На нем присутствовали народный комиссар по военным и морским делам Климент Ефремович Ворошилов и инспектор кавалерии Семен Буденный. Во время заседания Буденный передал своему другу Клименту записку с комментарием по поводу выполнения подготовки к войне: «К.Е. Что же делается на белом свете? Три года тому назад говорили, что нам нужно два-три года, тогда мы сами нападем, а теперь просим пять лет, но когда я вдумываюсь в нашу готовность по докладам, то получается, что с каждым годом мы становимся все менее и менее готовы. С.Б.».
Буденный, совершенно очевидно, имеет в виду приготовления к войне с Польшей, тогдашним главным врагом Советского Союза. «Польская опасность» была для советских вождей в двадцатые и тридцатые годы чем-то очевидным. Они рассматривали Польшу как острую угрозу первому в мире коммунистическому государству, и в первую очередь как главное препятствие распространению коммунистической революции на Центральную и Западную Европу. Ведь были же части Красной Армии в августе 1920 г. остановлены под Варшавой и обращены в бегство, как раз тогда, когда они находились на пути в Европу и одновременно надеялись на коммунистическую революцию в Германии. В марте 1923 г. Сталин писал в «Правде» по поводу польской войны: «Так обстояло дело в 1920 г. во время войны с поляками, когда мы, недооценив силу национального момента в Польше и увлекшись легким успехом эффектного продвижения вперед, взяли на себя непосильную задачу прорыва в Европу через Варшаву, сплотили против советских войск громадное большинство польского населения и создали, таким образом, обстановку, аннулирующую успехи советских войск под Минском и Житомиром и подорвавшую престиж советской власти на Западе».
Это поражение все долгие двадцатые и тридцатые годы оставалось травмой для советских вождей. Польша запирала Советскому Союзу путь в центр Европы, в Германию. Но как раз Германии отводилась в большевистских планах мировой революции ключевая роль. В строго секретной, только членам Политбюро адресованной памятной записке о «будущей немецкой революции и задачах Российской коммунистической партии» говорилось: «Пролетарская революция в Германии с первых же ее шагов приобретает еще большее международное значение, нежели российская революция. Германия — более промышленная страна, чем Россия. Германия находится в самом центре Европы. «…›› Главнейшим врагом германской революции окажется буржуазная Польша. Польская буржуазия окажется наиболее злобным врагом не только потому, что именно ее французский империализм более всего склонен избрать орудием своих контрреволюционных целей, но и потому, что, предвидя трудность своего положения между советской Германией и советской Россией, польская буржуазия будет драться с мужеством отчаяния. «…» Советская Германия с первых же дней своего существования заключит теснейший союз с СССР. «…» Такой союз имел бы в своем распоряжении все хозяйственные ресурсы, какие только необходимы для процветания и советской Германии, и СССР. «…» Надвигающаяся вторая, действительно пролетарская революция в Германии поможет советской России окончательно победить на решающем фронте социалистического хозяйственного строительства, а тем самым создаст незыблемую базу для победы социалистических форм хозяйства во всей Европе».
Далее в записке говорилось: в случае пролетарской революции в Германии и возможной войны в Европе необходимо вовремя выдвинуть лозунг Соединенных Штатов рабоче-крестьянских республик Европы. «Лозунг «Соединенные Штаты» для коммунистов является не чем иным, как этапом к лозунгу «Союз советских республик Европы. А поскольку к такому союзу, разумеется, будет принадлежать и СССР — к лозунгу «Союз советских республик Европы и Азии» «…»
С революцией в Германии большими шагами приближается революция в Европе и во всем мире». И Сталин был того же мнения. В августе 1923 г. он писал Августу Тальхаймеру, редактору «Роте фане»: «Победа революции в Германии будет иметь для пролетариата Европы и Америки более существенное значение, чем победа русской революции шесть лет назад».
Такого рода взглядами обосновывалась и мечта о прямой границе с Германией или о «коридоре» к ней. Сергей Гусев, начальник политического управления Красной Армии, писал в 1923 г. Григорию Зиновьеву, одному из ближайших соратников Ленина и одновременно одному из влиятельнейших советских вождей в 20-е годы: «Тов. Зиновьев! Не приходило ли Вам в голову, что в случае германской революции и нашей войны с Польшей и Румынией решающее значение могли бы иметь наступление наше на Вост. Галицию (где поднять восстание не трудно) и «случайный» прорыв наш в Чехословакию, где при сильной КП вполне возможна революция (в «присутствии» наших двух-трех дивизий). Таким способом мы: 1) вышли бы в глубокий тыл Польше и ее участь была бы решена, 2) получили бы через Ч.-С. «коридор» в Советскую Германию; 3) имели бы Ч.-С. Красную Армию. Не следует ли уже теперь вести политическую подготовку Ч.-С. в этом направлении?»
Феликс Дзержинский, основатель пресловутой ЧК, предшественницы ГПУ/НКВД/КГБ, и один из крупнейших советских функционеров, вплоть до своей смерти в 1926 г. занимался по поручению Политбюро «польским вопросом». В последние месяцы перед смертью он определил ближайшие и средней срочности цели советской польской политики исходя из того, что Польша нападет на Советский Союз самое позднее в 1927 г.: «…во всяком случае мы перенесем границу на Буг, присоединим Западную Украину к УССР, отдадим Вильно Литве, создадим непосредственное соединение с Германией».
После смерти Дзержинского в советской польской политике ничего не изменилось. Сталин писал 1 сентября 1930 г. Вячеславу Молотову: «1) Поляки наверняка создают (если уже не создали) блок балтийских (Эстония, Латвия, Финляндия) государств, имея в виду войну с СССР. Я думаю, что, пока они не создадут этот блок, они воевать с СССР не станут, — стало быть, как только обеспечат блок, начнут воевать (повод найдут). Чтобы обеспечить наш отпор и поляко-румынам, и балтийцам, надо создать себе условия, необходимые для развертывания (в случае войны) не менее 150–160 пехот[ных] дивизий, т. е. дивизий на 40–50 (по крайней мере) больше, чем при нынешней нашей установке. Это значит, что нынешний мирный состав нашей армии с 640 тысяч придется довести до 700 тысяч. Без этой «реформы» нет возможности гарантировать (в случае блока поляков с балтийцами) оборону Ленинграда и Правобережной Украины. Это не подлежит, по-моему, никакому сомнению. И наоборот, при этой «реформе» мы наверняка обеспечиваем победоносную оборону СССР. Но для «реформы» потребуются немаленькие суммы денег (большее количество «выстрелов», большее количество техники, дополнительное количество командного состава, дополнительные расходы на вещевое и продовольственное снабжение). Откуда взять деньги? Нужно, по-моему, увеличить (елико возможно) производство водки. Нужно отбросить ложный стыд и прямо, открыто пойти на максимальное увеличение производства водки на предмет обеспечения действительной и серьезной обороны страны».