И, конечно же, он не проповедовал пустых теорий. Аналогичная схема — смесь разговоров о мире и благородной миссии «освобождения» — была использована им в качестве ширмы для похода Красной Армии на Запад в 1939 году. Тогда, после подписания советско-германского пакта «советизация» по-ленински вновь была направлена на Запад. Через два с половиной месяца после того, как «революция из-за границы» вместе с авангардными частями Красной Армии пришла в восточную Польшу в 1939 году, Сталин задумал принести ее и в некогда царскую Финляндию. Выступая в январе 1940 г. в период трудной для Советов военной кампании в Финляндии, перед ближайшими соратниками, которых он собрал в связи с годовщиной смерти Ленина, Сталин сказал, что «мировая революция как единый акт — это полная ерунда. Она требует разного периода времени в разных странах. Действия Красной Армии также являются делом мировой революции». Вслед за практикой успешных приобретений Кремля в Балтийском регионе в 1940 г., Сталин использовал ту же пропагандистскую маску и в 1944 и 1945 гг., когда с помощью Красной Армии расширял «сферу влияния» Советского Союза за пределы того, что еще недавно именовалось «странами по ту сторону железного занавеса».
Учитывая высказывания, приведенные выше, и принимая во внимание характерные особенности поведения Сталина и его ближайшего окружения, а именно то, что он, как и другие представители большевистской иерархии, почерпнул большинство своих революционных идей у Ленина, что он постоянно повторял сам себя и что его приспешники всегда стремились цитировать его, читатель незамедлительно обнаружит, что речь от 19 августа 1939 г. и «Директивы» от Наркоминдела того же года являются продолжением размышлений, процитированных выше. Эти документы 1939 г. приведены ниже.
Речь Сталина была напечатана в нескольких газетах Парижа, а также в ряде иностранных газет 28 и 29 ноября 1939 г. Все десять франкоязычных копий, найденные автором, содержат идентичные отличия от варианта, переданного агентством «Havas», текст которого следует ниже. Несомненно, все упомянутые копии были подвергнуты цензуре. Идентичность искажений свидетельствует о том, что исправления и сокращения были сделаны по требованию цензора. Во Франции существовала военная цензура, в обязанности которой среди прочего входила задача следить, чтобы в публикациях не содержалось враждебных выпадов в отношении иностранных правительств.
К тому же некоторые из опубликованных версий, очевидно, позднее подверглись дополнительной правке редакторами газет. Это явствует из того, что опубликованные в разных газетах материалы отличаются по размеру и по существу. Наиболее полные копии на французском языке были, в частности, опубликованы в «Le Journal» и «Le Figaro» в Париже, а также в «Le Peuple» в Брюсселе.
Производная версия текста агентства «Havas», которая использовалась при сверке последовательности абзацев в этом переводе, появилась в женевском научном журнале «Revue de droit international de sciences diplomatiques et politiques» в конце 1939 г. Публикация была датирована задним числом 30 сентября. Вероятнее всего, этот вариант был перепечатан из парижской газеты «Le Temps» за 29 ноября 1939 г. «Le Temps» считалась в то время полуофициальным печатным органом Министерства иностранных дел Франции — этим и объяснялся выбор редакторов «Revue». Именно этот, в значительной степени отредактированный и подвергнутый цензуре французский вариант использовался большинством историков, критически настроенных в отношении аутентичности речи.
Копии текста речи, включая вариант агентства «Havas», появились также на голландском языке в «Nieuwe Rotter-damsche Courant» и в «De Telegraaf» в Амстердаме, обе — 28 ноября 1939 г. (в последнем случае текст был несколько сокращен). Вариант, опубликованный в «Courant», практически идентичен (с поправкой на особенности голландского языка) немецкому переводу донесения, которое было получено агентством «Havas» по телеграфу для внутреннего использования в государственных учреждениях немецкими международными обозревателями и впоследствии переведено. Только два слова отличают текст в «Nieuwe Rotterdamsche Courant» от немецкого варианта, что вполне может быть результатом ошибки переводчика или просто типографской ошибкой. (Одна явная ошибка в немецкой копии будет специально прокомментирована ниже в тексте английского перевода.) Однако и голландский, и немецкий варианты длиннее и содержат идентичные слова (хотя и на разных языках) и смыслы, которые отличаются или вовсе отсутствуют в опубликованных французских копиях.
Анри Рюффен (Henry Ruffin), репортер агентства «Havas» в Женеве, который получил и распространил этот текст речи, написал предисловие об истории вопроса и добавил в заключение несколько деталей по поводу намерений Сталина. Рюффен также упомянул о реакции Политбюро на замечания Сталина. Эти пояснительные материалы полностью содержатся в немецкой версии и в варианте, опубликованном в «Nieuwe Rotterdamsche Courant», и соответственно вошли в наш перевод на английский язык.
В Нидерландах в то время не существовало цензуры. Следовательно, мы можем принимать немецкий текст, непосредственно «снятый» с телеграфной ленты, за исторический исходный текст до того момента, когда будет обнаружен оригинальный телеграфный текст, полученный самим Рюффеном.
Все сопроводительные письма к «Директивам», посланные находившимися в Бухаресте министрами Великобритании, Франции и Германии министрам иностранных дел в Лондоне, Париже и Берлине, были датированы периодом времени от 5 до 10 сентября 1939 г. Эти временные рамки позволяют приблизительно представить дату появления этого документа, — вероятно, не позднее, чем через неделю после подписания пакта. Однако ссылки на архивные материалы, содержащие более ранние упоминания о появлении похожей информации, создают впечатление, что «Директивы», вероятно, были подготовлены еще раньше, сразу после 23 августа 1939 г., дня заключения советско-германского пакта, а может быть, даже до того момента, когда министр иностранных дел Германии Иоахим фон Риббентроп и Молотов скрепили документ своими подписями.
Премьер-министр Эдуард Даладье (Edouard Daladier) и члены Палаты депутатов Франции вскоре были оповещены о речи Сталина, даже если они сами не прочитали опубликованного в конце ноября газетного текста. О нем шла речь и в опубликованном 1 декабря 1939 г. правительственном документе по военным вопросам. Все пункты «Директив», приведенные выше, были также упомянуты в этом официальном документе.
Некоторым читателям может показаться странным, что эти ошеломляющие документы не цитировались большинством историков, писавших о кануне Второй мировой войны. Ведь речь Сталина была опубликована во многих газетах, связанных с агентством «Havas». Однако, хотя 28 и 29 ноября 1939 г. в парижской прессе и были опубликованы многочисленные копии этого документа, ни одна из них не появилась тогда в англоязычном парижском издании «International Herald Tribune». Это до некоторой степени объясняет причину того, что этот документ не получил впоследствии широкого распространения в англоязычных журналах и газетах. Однако если текст речи Сталина и та информация, которой ее сопроводил Рюффен, не попали на страницы новостных англоязычных изданий, то факт сталинского опровержения подлинности этой речи освещался, по крайней мере, несколькими газетами в Соединенных Штатах Америки.
В июле 1956 г. Анри Рюффен подтвердил, что он был одним из трех женевских журналистов, которым 27 ноября 1939 г. были доверены копии текста речи Сталина. Он отвечал на вопросы Витольда Свораковски, заместителя директора Гуверовского института (Hoover Institution), по поводу этого документа. В 1950-е гг. Свораковски, в прошлом — польский дипломат, сам занимался изучением советско-германских отношений. В ходе своих изысканий он и направил Рюффену запрос о происхождении текста сталинской речи.
В ответ Рюффен сообщил, что этот текст был доверен ему Харитоном Чавишвили (Khariton Chavichvili), представителем Грузинского национального правительства в изгнании. Как писал Рюффен, Чавишвили пользовался покровительством правительства Швейцарии, которое было осведомлено о его деятельности. По мнению Рюффена, большевистские функционеры Женевского отделения Лиги Наций и Министерства иностранных дел в Париже стремились поначалу воспрепятствовать распространению агентством «Havas» полученной информации. Когда же этого сделать не удалось, они пытались не допустить ее опубликования.