Проведенный анализ привел к следующим выводам: 5 мая 1941 г. Сталин однозначно дал понять, что Германия рассматривается в качестве потенциального военного противника и СССР следует переходить от мирной политики «к военной политике наступательных действий», а пропаганда должна перестроиться в наступательном духе. Сталинские выступления перед выпускниками военных академий были полны положительных эпитетов в адрес Красной Армии, которая, по мнению вождя, завершила процесс организационной перестройки, перевооружения и технического переоснащения новейшими средствами борьбы. Выяснилось, наконец, что наибольшую ценность как источник сталинские высказывания 5 мая 1941 г. приобретают, если рассматривать их в тесной связи с пропагандистскими материалами ЦК ВКП (б), УПА ЦК ВКП (б) и ГУПП КА, относящимися к маю—июню 1941 г..
Но именно «преемственной связи» между содержанием выступлений Сталина и текстами проектов пропагандистских директив, готовившихся с ориентировкой на них в ЦК ВКП (б) и ГУППКА в мае-июне1941 г., и не желают видеть некоторые авторы.
Между тем из этих документов явствует, как было воплощено указание вождя о переходе «к военной политике наступательных действий». Их анализ дает возможность понять, что накануне 22 июня 1941 г. в советской пропаганде наметился поворот, и она начала перестраиваться под лозунгом «наступательной войны». По нашему мнению, в пропагандистских советских документах проводилась мысль о необходимости всесторонне готовиться к войне, в любой обстановке действовать «наступательным образом».
Эти выводы разделяют некоторые российские и зарубежные исследователи. Так, Б. Бонвеч солидарен с нами в том, что «на основе явных изменений в советской пропаганде после речи Сталина 5 мая 1941 г. нельзя сделать вывод, будто Советский Союз определенно хотел напасть на Германию». «Из изменений в пропаганде, — развивает свою мысль германский исследователь, — можно действительно заключить следующее: Сталин хотел подготовить страну, и прежде всего армию, к тому, что Советский Союз может перехватить у Германии военную инициативу».
По мнению О.В. Вишлева, развитие дискуссии вокруг речи вождя является подтверждением того, что ее версия, пропагандируемая западными, прежде всего германскими, историками-«ревизионистами» (о прозвучавшем 5 мая из уст И.В. Сталина призыве напасть на Германию), якобы получила поддержку «со стороны ряда российских исследователей». Подобное утверждение выглядит как своеобразное развитие выдвинутого Вишлевым же тезиса, согласно которому отечественные авторы приступили к изучению названного вопроса, исходя не из выявленных новых документов, а руководствуясь некими «указаниями» (!) с Запада, в том числе содержавшимися в публикации германского «ревизиониста» И. Хоффмана.
Как считал В.П. Попов, сталинское высказывание о необходимости перехода «от обороны к наступлению» свидетельствовало об одном: вплоть до катастрофических для Красной Армии поражений лета—осени 1941 г. вождь не сомневался в правильности советской военной доктрины, в основу которой были положены идея «ответного удара» и теория глубокой операции, «заслонившие» вопросы обороны.
Наконец, в новом российском многотомнике по истории Великой Отечественной войны можно прочитать: «В выступлении 5 мая 1941 г. в Кремле перед выпускниками военных академий Сталин, по существу, призвал их не верить официальной пропаганде (sic!), а готовиться к войне».
Все это свидетельствует о необходимости дополнительной, более глубокой проработки вопроса о содержании и значимости сталинских выступлений 5 мая 1941 г. с учетом не только всей совокупности имеющихся источников, но и бытующих в историографии версий и мнений.
В историографии высказывается мнение, что весной 1941 г. Сталин меньше всего хотел нанести «упреждающий удар» по Германии, поскольку имел после советско-финляндской (Зимней) войны 1939–1940 гг. «ясное представление о низкой боевой мощи Красной Армии». Между тем вопрос о подготовке «упреждающего удара» не так прост, как может показаться, и вокруг него давно ведется бурная полемика в рамках «незапланированной дискуссии».
В 1993 г. вначале В.Д. Данилов, а затем — Ю.А. Горьковопубликовали неизвестный ранее документ — «Соображения по плану стратегического развертывания сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками», подготовленный Генеральным штабом Красной Армии в первой половине мая 1941 г. Уникальность этого документа, ссылки на который встречались и ранее, несомненна, поскольку он был адресован лично Сталину как Председателю Совета Народных Комиссаров (официальное сообщение об этом назначении поступило 6 мая 1941 г.), а главное — содержал предложение нанести упреждающий удар по не успевшим еще сосредоточиться для нападения на СССР германским войскам.
Касаясь обстоятельств возникновения этой генштабовской разработки, М.А. Гареев подчеркивал: «Появление такого документа в мае 1941 г. не случайно, и он не мог родиться только по инициативе генштабистов. Действительно, в политическом руководстве «наступательные настроения» имели место. В таком духе было выдержано выступление Сталина перед выпускниками военных академий 5 мая 1941 г.» Публикатор документа В.Д. Данилов отмечал, что любая инициатива в области военно-стратегического планирования, отличная от сталинской, «могла быть расценена как групповое выступление против «линии партии», т. е. Сталина, со всеми вытекающими последствиями».
В интервью историку В.А. Анфилову Г.К. Жуков, казалось бы, поставил все точки над «i» в вопросе об обстоятельствах появления майского плана Генерального штаба РККА 1941 г. «Идея предупредить нападение Германии, — подчеркивал Г.К. Жуков, — появилась у нас с Тимошенко (нарком обороны СССР. — В.Н.) в связи с речью Сталина 5 мая 1941 года перед выпускниками военных академий, в которой он говорил о возможности действовать наступательным образом». Конкретная задача по разработке директивы была поставлена генерал-майору A.M. Василевскому, заместителю начальника Оперативного управления Генштаба. 15 мая 1941 г. эта директива бы представлена начальнику Генерального штаба и наркому обороны. Тимошенко и Жуков документ не подписали, а решили предварительно доложить о содержании разработки лично Сталину.
С момента публикации «Соображений…» не утихают споры об их практической значимости в сталинской стратегии в преддверии войны 1941–1945 гг. Российские историки разбились на два лагеря, и представители каждого из них высказывают совершенно противоположные по смыслу аргументы, рассматривая предмет спора.
Одна группа исследователей (их большинство) упирает на формальные признаки «Соображений…» Генштаба РККА от 15 мая 1941 г., стараясь принизить их значимость. Типичным стало утверждение, что поскольку никаких письменных отметок на документе Сталин не сделал, то и говорить о воплощении генштабовской разработки в практику нет никакого смысла. Отсутствие сталинской резолюции рассматривается как доказательство непринятия вождем разработки, предложенной А.М. Василевским и Н.Ф. Ватутиным, за которыми стояли С.К. Тимошенко и Г.К. Жуков.
Сторонники данной точки зрения делают и более категоричные выводы. Однако некоторые из них порой впадают в противоречие. Так, В.А. Анфилов вначале сообщал, что о реакции Сталина на предложение советского высшего военного руководства об упреждающем ударе по Германии никаких документальных материалов в архивах не обнаружено. Затем историк, вопреки предыдущему выводу, выразил уверенность, что предложенный 15 мая 1941 г. Тимошенко и Жуковым «оперативный план» вождь «утверждать не стал».
Можно встретить и взвешенные оценки. Один из авторов нового многотомного издания по истории Великой Отечественной войны — Н.М. Раманичев указывает следующие немаловажные обстоятельства: во-первых, советская военная теория конца 30-х — начала 40-х гг. требовала от командного состава предельной активности; во-вторых, уставы нацеливали на необходимость атаковать противника, где бы он ни находился. Отсюда Раманичев делал вывод, что намерение наркома обороны и начальника Генерального штаба РККА обратиться к высшему руководству страны с предложением о нанесении упреждающего удара представляется «вполне логичным».