Николаевский ответил: «Слуцкий, начальник инотдела НКВД, давая инструкции Кривицкому, еще в 1935 г. говорил: «Знайте, что с Германией мы так или иначе, но сговоримся». И подлинная внешняя политика шла [...] через Слуцкого. Этот последний тогда же говорил Кривицкому: «Помните, что Ваши доклады внимательно читает сам Сталин». [...] Сам Сталин всегда мечтал о сговоре с Германией, и притом большом сговоре для борьбы против англосаксов. Он был убежденным сторонником хаусхоферовского варианта геополитики, и сам Хаусхофер в течение многих лет слал Сталину секретные доклады. И Молотов знал, что он говорил, когда в своей речи в Верховном Совете при подписании договора с Гитлером говорил о гениальном провидении Сталина. Конечно, когда Гитлер открыто вел антисоветскую политику, Сталин не мог не выступать против него, но он всегда так выступал, чтобы не сделать соглашение невозможным в будущем. Это была его борьба за советско-гитлеровский пакт» (ящ. 479, п. 13. Письмо Николаевского Луису Фишеру от 4 февр. 1966 г., л. 1).
«В одном из наших разговоров я Вам сказал, что решение Сталина сговориться с Гитлером относится к апрелю 1936 г., когда стало ясно, что Франция против Гитлера сама не пойдет. Теперь у меня подобрался ряд данных в этом направлении. [...] Между прочим, знаете ли Вы, что квартира Вильгельма II в Доорне была опорным пунктом работы сталинских агентов? Что секретный памфлет против Гитлера, написанный Матильдой Людендорф, был размножен Кривицким и распространен женой Вильгельма? Это было в 1936 г. — в 1938 г. генералы, посещавшие Доорн, были арестованы. Кривицкий был убежден, что их выдал Гитлеру Сталин» (ящ. 479, п. 13. Письмо Николаевского Фишеру от 14 дек. 1965 г., л. 2).
Здесь уместно вернуться к книгам В. Суворова и задать вопрос, собирались ли Гитлер и Сталин соблюдать соглашение. И когда именно первый и второй приняли решение о разрыве.
Безусловная заслуга В. Суворова состоит в том, что им была названа дата принятия Сталиным решения о начале военных действий против Германии: 19 августа 1939 года — день подписания советско-германского пакта о ненападении. Это может показаться парадоксальным, но только так можно объяснить все дальнейшее поведение Сталина, чему и посвящает свои книги В. Суворов.
В смысле позиции Гитлера загадок нет. Можно утверждать, что принципиальное решение о разрыве со Сталиным он принял во время визита Молотова в Берлин в конце 1940 года. Молотов потребовал тогда от немцев согласия на советскую оккупацию Румынии, Болгарии, Финляндии и Проливов. Гитлер ответил решительным отказом и подписал директиву о нападении на СССР.
Перед самой войной, в 1938/39 финансовом году, Германия тратила на вооружение 15% своего национального дохода — столько же, сколько Англия. Гитлер не хотел вооружаться за счет благосостояния германского народа. К тому же это могло привести к падению его популярности.
В Советском Союзе на оборонные расходы в первые три года третьей пятилетки официально было затрачено 26,4% всех бюджетных ассигнований, причем в 1940 году этот процент был равен 32,6. А в 1941 г. на оборону планировалось затратить 43,4% бюджетных ассигнований.
Эти сухие цифры подводят нас к выводу, что советское правительство готовилось к войне. Однако до 19 августа 1939 года не Германия была главным внешнеполитическим врагом СССР. Этим врагом была Япония, и политика Сталина в отношении китайской революции 1926—1927 годов связана прежде всего с извечным советско-японским конфликтом.
Отказ советского правительства от открытого вмешательства в китайскую революцию, на чем так настаивала «левая оппозиция» Троцкого, был очередным «Брестским соглашением». Все развивалось по схеме 1918 года, только на месте Ленина был Сталин, на месте Бухарина — Троцкий. Подобно левым коммунистам 1918 года, левая оппозиция убеждала партийный актив в том, что политика советского правительства в отношении китайской революции непременно приведет к ее поражению. Подобно Ленину в 1918 году, Сталин не хотел рисковать, так как понимал, что активное вмешательство в китайские дела приведет к конфликту с Японией, а к нему СССР готов не был. Сталин пожертвовал революцией в Китае, как Ленин пожертвовал революцией в Германии — ради передышки. Китайская революция действительно завершилась поражением, но время было выиграно, и первый серьезный конфликт с Японией вспыхнул лишь в 1938 году, когда Советское государство было куда сильнее.
Еще в 1937 году началось создание мощной промышленной базы на Урале, Дальнем Востоке, в Сибири, Казахстане и Средней Азии. Сегодня этот факт приводят в доказательство дальновидности советского правительства, чуть ли не предвидевшего не только войну с Германией, но и эвакуацию промышленности, проведенную в годы войны. Между тем в конце 1930-х годов главным внешнеполитическим врагом СССР была Япония. Как раз в сентябре 1937 года в Монголию были направлены советские войска. Несколько раньше, летом 1937 года, японцы приступили к захвату Китая. В июле ими был занят Пекин, в ноябре — Шанхай, в декабре — Нанкин. К октябрю 1938 года ими была оккупирована значительная часть Китая с главными промышленными центрами и важнейшими железнодорожными магистралями.
Историки указывают, что внешнеполитические цели Японии состояли в захвате советского Дальнего Востока. В течение 1936—1938 годов на советско-дальневосточной границе произошло 35 крупных военных столкновений с японскими войсками, самым серьезным из которых было столкновение в конце июля 1938 года в районе озера Хасан. Лишь в результате жестоких боев, продолжавшихся до 9 августа 1938 года, советская территория была очищена от японцев. В мае 1939 года Япония начала войну против Монголии (и косвенно — против СССР). Военные действия на реке Халхин-Гол продолжались четыре месяца и закончились уже после подписания пакта Риббентропа — Молотова в августе 1939 года благодаря еще и посредничеству Гитлера.
Таким образом, создание второй экономической базы СССР на востоке страны ни в коем случае не было вызвано ожиданием войны с Германией, но лишь желанием передвинуть промышленную базу поближе к потенциальному фронту — дальневосточному.
Вопрос о создании Советским Союзом второй экономической базы тем более не волновал Гитлера. Директива № 21 Верховного командования («План Барбаросса») предусматривала победу над СССР «в ходе кратковременной кампании еще до того, как будет закончена война против Англии». Но не стоит вслед за советскими историками повторять, что Гитлер проиграл, так как не учел «идеологического фактора» — мужества Красной Армии. Можно с уверенностью сказать, что только это он и учел. В докладе германского генштаба «О политико-моральной устойчивости Советского Союза и о боевой мощи Красной Армии» от 1 января 1941 года, в частности, говорилось: «Вооруженные силы Советского Союза, видимо, должны быть перестроены на новой основе, особенно с учетом опыта Финской войны. От большевистской мании величия... Красная Армия возвращается к скрупулезному индивидуальному обучению офицерского и рядового состава... Значительно строже становится дисциплина (упразднение института комиссаров; введение офицерских и сержантских званий; генеральская форма одежды; отдание чести...). Все эти меры должны обеспечить постепенное совершенствование Красной Армии во всех областях службы... Не изменится русский народный характер: тяжеловесность, схематизм, страх перед принятием самостоятельных решений, перед ответственностью. Командиры всех степеней в ближайшее время не будут еще в состоянии оперативно командовать крупными современными соединениями и их элементами. И ныне, и в ближайшем будущем они едва ли смогут проводить крупные наступательные операции, использовать благоприятную обстановку для стремительных ударов, проявлять инициативу в рамках общей поставленной командованием задачи. Войска... будут сражаться храбро. Но требованиям современного наступательного боя, особенно в области взаимодействия всех родов войск, солдатская масса не отвечает; одиночному бойцу часто будет недоставать собственной инициативы. В обороне, особенно заблаговременно подготовленной, Красная Армия окажется выносливой и упорной, сможет достигнуть хороших результатов. Способность выдерживать поражения и оказывать пассивное сопротивление давлению противника в особой мере свойственна русскому характеру. Сила Красной Армии заложена в большом количестве вооружения, непритязательности, закалке и храбрости солдата. Естественным союзником армии являются просторы страны и бездорожье. Слабость заключена в неповоротливости командиров всех степеней, привязанности к схеме, недостаточном для современных условий образовании, боязни ответственности и повсеместно ощутимом недостатке организованности».