Выбрать главу

— Никакого.

— Не было?

— Не было. Нет, абсурдно.

— Сейчас уже, наверно, можно об этом говорить.

— Конечно, тут нет никаких секретов. По-моему, нарочно распускают слухи, чтобы как-нибудь, так сказать, подмочить. Нет, нет, по-моему, тут все-таки очень чисто и ничего похожего на такое соглашение не могло быть. Я-то стоял к этому очень близко, фактически занимался этим делом, могу твердо сказать, что это, безусловно, выдумка»[328]..

Конечно, Молотов «стоял к этому очень близко», что неоспоримо подтверждается его подписью под секретными протоколами и фотографией, которая запечатлела его рядом со Сталиным и Риббентропом во время подписания этих документов. Показательно, что и спустя десятилетия Молотов оказался неспособен к исторической самооценке, иначе бы его заведомая ложь вербализовалась без интриганских слов «распускают слухи», «подмочить» и утверждения, что «тут все-таки очень чисто», в то время как там было очень грязно, запредельно грязно. Все это еще раз убедительно свидетельствует о моральной характеристике Молотова как политического деятеля, занимавшего положение «второго лица» в стране в ответственнейший момент ее истории.

Отсутствие необходимых документов (те, что остались, были глубоко запрятаны в секретных архивах), общее мировоззрение военных историков, в большинстве своем живших при Сталине и прошедших войну, воспитанных официальной пропагандой, естественно, обусловили то, что они видели войну с подачи Сталина.

Не будет преувеличением утверждение о том, что и в период хрущевской «оттепели» историки даже не допускали мысли о существовании тайны кануна войны, которая скрывалась Сталиным. Не было ничего подобного тогда и у A.M. Некрича, автора известной книги «1941. 22 июня». Он резко отрицательно высказался по поводу «легенды о превентивной войне», которую «искусственно поддерживают западногерманские неонацисты и некоторые реакционные западногерманские публицисты и историки»[329].

Любая критика действий Сталина, выходившая за разрешенные тогда рамки, вызывала немедленную дисциплинарную реакцию. Характерен диалог, состоявшийся в ходе обсуждения книги A.M. Некрича в отделе истории Великой Отечественной войны Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС 16 февраля 1966 г. между председательствовавшим генерал-майором Е.А. Болтиным и преподавателем Московского историко-архивного института Л.П. Петровским, назвавшим Сталина преступником: «Товарищ Петровский, в этом зале, с этой трибуны нужно выбирать выражения. Вы коммунист?

— Да.

— Я не слыхал, чтобы где-нибудь в директивных решениях нашей партии, обязательных для нас обоих, говорилось о том, что Сталин — преступник»[330].

После смещения Н.С. Хрущева с поста Первого секретаря ЦК КПСС критика «культа личности» Сталина постепенно сошла на нет. В течение последующего двадцатилетия историография Великой Отечественной войны утратила даже то, что было достигнуто ею после XX съезда КПСС. Достаточно сравнить хотя бы 6-томную «Историю Великой Отечественной войны Советского Союза 1941 — 1945 гг.» (М., 1960— 1965) с 12-томной «Историей Второй мировой войны 1939— 1945» (М., 1973—1982). Это признали и сами военные историки. «Остается лишь сожалеть о том, — писал Н.Г. Павленко, — что время потеряно, многие участники и свидетели ушли от нас, и самые существенные проблемы начального периода войны приходится изучать, по сути, заново»[331].

Горы книг о войне, накопившихся к началу перестройки, объединяла общая просталинская концепция кануна войны, состоявшая из набора незыблемых схем и стереотипов. Откроем любую из этих книг, например, «Великая Отечественная война. Вопросы и ответы» (М., 1985): «Обстановка... вынудила СССР пойти на заключение 23 августа 1939 г. договора о ненападении с Германией, хотя до срыва Англией и Францией московских переговоров этот акт никак не входил в планы советской дипломатии.

...17 сентября Красная Армия начала освободительный поход в Западную Белоруссию и Западную Украину.

...30 ноября 1939 г. не по вине СССР вспыхнула советско-финляндская война...

...22 июня 1941 г. фашистская Германия вероломно, нарушив договор о ненападении, внезапно, без объявления войны напала на Советский Союз».

Более того, и в начале перестройки новое знание о кануне войны пробивалось с трудом. Старейшины советской военной историографии Ф. Ковалев и О. Ржешевский и в 1989 г. сочли своим долгом предупредить тех, кто высказывал «точки зрения, недостаточно критически воспроизводящие издавна известные тезисы антисоциалистической пропаганды вроде стереотипов о «прямой ответственности» СССР за развязывание войны...»[332].

Перестройка в историографии кануна войны началась только с созданием комиссии ЦК КПСС по вопросам международной политики во главе с А.Н. Яковлевым. Вот некоторые высказывания, прозвучавшие на заседании этой комиссии 28 марта 1989 г., высказывания воинственные и беспомощные одновременно.

Заведующий Международным отделом ЦК КПСС В.М. Фалин: «...В недалеком времени мы столкнемся с целой лавиной версий, совершенно оторванных от реальных фактов, навязывающих — особенно несведущим людям, молодежи — вывод, будто Советский Союз был соучастником развязывания Второй мировой войны или, как минимум, способствовал тому, что она приняла столь трагический оборот, который нам известен из истории и из собственного опыта.

...Поэтому относиться отстраненно к тому, что происходит, —- а нечто подобное наблюдается и у нас, — нельзя. В нынешнем остром споре нашим союзником выступает правда. Но эта правда должна быть полной. Без подделок и перехлестов».

Начальник Института военной истории Министерства обороны СССР Д.А. Волкогонов: «... Все решения, которые принимались в 1939 г., включая августовский, сентябрьский договоры, определялись оборонительной стратегией Советского Союза.

История в конце концов оправдает то, что был подписан пакт 23 августа, оправдает как вынужденный, хотя и чрезвычайно тусклый в нравственном отношении шаг.

Поддерживая в политическом плане необходимость подписания договора от 23 августа, мы в то же время должны осудить сговор, который противоречил ленинским принципам отказа от тайных соглашений».

Директор Института всеобщей истории АН СССР А.О. Чубарьян: «... У нас есть общая концепция, связанная с ответственностью за развязывание Второй мировой войны, которую несет гитлеровский фашизм. Она не требует пересмотра»[333].

Итоги работы комиссии А.Н. Яковлев доложил II съезду народных депутатов СССР. По его докладу съезд принял специальное постановление «О политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении от 1939 года», которое стало новым руководством в освещении кануна войны советскими историками: «...Съезд народных депутатов СССР соглашается с мнением комиссии, что договор с Германией о ненападении заключался в критической международной ситуации, в условиях нарастания опасности агрессии фашизма в Европе и японского милитаризма в Азии и имел одной из целей отвести от СССР угрозу надвигавшейся войны.

вернуться

328

Сто сорок бесед с Молотовым: Из дневника Ф. Чуева. М., 1991. С.20.

вернуться

329

Некрич А.М. 1941.22 июня. М., 1965. С.8-9. В 1995 г. книга A.M. Некрича была переиздана. Современная его точка зрения по этому вопросу выглядит следующим образом: «У меня нет сомнений в том, что Сталин планировал участие СССР в широкомасштабной европейской войне, но при этом он опасался столкнуться с союзом ведущих капиталистических держав и прежде всего боялся изменения фронта Англией и сговора ее с Германией против СССР... Сталин опасался оказаться в политической изоляции... В этом, как мне кажется, заключаются уязвимые пункты предположения, что Сталин рассчитывал нанести Гитлеру неожиданный, превентивный удар летом 1941 г. [...] советские военно-промышленные планы были ориентированы в основном на их реализацию в 1942 году. Возможно, это время и было бы, по мнению Сталина, наиболее подходящим, чтобы бросить на чашу весов пудовые гири советской военной мощи». – Некрич А. 1941.22 июня: Изд. 2-е, доп. и перераб. М., 1995. С.216-217.

вернуться

330

Архив д-ра ист. наук, проф. А.С.Московского. Стенографическая запись заседания Комитета партийного контроля (КПК) при ЦК КПСС опубликована под названием «Дело A.M. Некрича»: Из истории гонений на советскую интеллигенцию.

Публикация документов о кн. А. Некрича «1941. 22 июня» и обстоятельствах, связанных с ее обсуждением. Предисл. Л.П. Петровского // Кентавр. 1994. №4 – 5. Решением КПК при ЦК КПСС Л.П. Петровскому был объявлен строгий выговор с занесением в учетную карточку «за безответственное, политически ошибочное выступление во время обсуждения книги А.М. Некрича и за нарушение партийной дисциплины». – Кентавр. 1994. №5. С.96. Что касается Е.А. Болтина, то постановлением Политбюро от 5 мая 1940 г. он был назначен редактором «Красной звезды» – РГАСПИ, ф. 17, оп. 3, д. 1021, п. 177. С этого времени он был активным проводником сталинской политики и многое знал о готовящемся нападении на Германию. В.А. Невежин привел ряд высказываний из выступления Е.А. Болтина на совещании с писателями 25 июня 1940 г. В частности, он сказал: «Мы должны быть готовы, если понадобится, первыми нанести удар... Совершенно ясно, что характер боевых действий Красной Армии будет активным». Е.А. Болтин сформулировал также основные установки советской военной идеологии, которые необходимо было проводить в жизнь. Во-первых, Красная Армия есть инструмент войны. Во-вторых, война СССР против любого капиталистического государства будет иметь справедливый характер, независимо от того, кто ее начнет. – Невежин В.А. Синдром наступательной войны. Советская пропаганда в преддверии «священных боев», 1939–1941 гг. М., 1997. С.134.

вернуться

331

Павленко Н. На первом этапе войны // Страницы истории КПСС.Факты. Проблемы. Уроки. М., 1988. С.470.

вернуться

332

Ковалев Ф., Ржешевский О. Так начиналась война // Урок дает история. М., 1989. С.268.

вернуться

333

Известия ЦК КПСС.1989. №7. С.28, 29, 31, 32.