И он первым исчез за дверью.
Бойцы с радостными воплями устремились следом.
– Смерть на меня, – буркнул Кадмил, прокладывая дорогу в людском месиве, крикливом, мешкотном, исполненном острого железа и угловатой бронзы. Лудии расступались, стараясь дать дорогу: знали, что с ними идёт на штурм живой бог. Ещё на корабле он устроил небольшое представление, в котором был задействован жезл, светящиеся кристаллы, ворох пакли и пара добровольцев из числа зрителей-лудиев. Когда огонь удалось потушить, а добровольцев отпоили вином, ни у кого не осталось сомнений, что Кадмил – и есть самый настоящий Гермес-Душеводитель.
И очень хорошо, потому что сейчас лишь трепет перед божественным посланником (хорошо вооружённым) удерживал эту банду вчерашних рабов от немедленного повального грабежа и массового изнасилования рабынь. Лудии всерьёз боялись Кадмилова гнева. Ведь тиррены, по сути, верили в тех же богов, что и эллины, только называли их на свой лад. Зевс у них был Тиния, Гера – Унона, Афина – Менрва, Аполлон – Аплу. Ну, а тирренского ловкача-Гермеса звали Турмусом. Кстати, он же заправлял и загробным царством…
…Но как, во имя придуманных богов, они смогут отыскать Эвнику, если не знают, как та выглядит?! Акрион не понимает, о чём просит. «Сейчас эта стерва сбежит, – думал Кадмил, расталкивая лудиев. – Накинет рваный хитон, чтобы приняли за рабыню, и смоется через какой-нибудь тайный ход. Я бы, во всяком случае, так и сделал на её месте. Проклятье, хотели ведь всё обставить по-тихому. Поди поймай теперь Эвнику в этой сутолоке!»
В гинекее летали по стенам тени от факелов, метались, крича, перепуганные девушки. Мраморная Гестия, склонив голову, взирала на своё разорённое царство. Блики от ламп прыгали по каменному лицу, и казалось, что богиня шевелит губами, проклиная воинов, посмевших ворваться туда, куда мужчинам входить запрещено.
Лудии, конечно, не осмеливались чинить насилие при будущем царе и его могущественном наставнике. Но, как ни крути, это были мужчины, которые давно не видели существ противоположного пола. И сейчас они радостно ревели, хватали перепуганных девчонок, тискали, мяли, рвали тонкую ткань хитонов – словом, вели себя не лучшим образом. «Это всё на руку Эвнике! – в отчаянии думал Кадмил, вглядываясь в мелькавшие, искажённые ужасом женские лица. – Где же она? Надо сказать Акриону, чтобы велел перекрыть все выходы…»
В этот момент Акрион оглушительно закричал по-тирренски – он вообще здорово научился орать на бойцов, видно, сказывалась актёрская практика:
– Ко мне! Все ко мне, живо!
Лудии неохотно послушались. Выпустили из объятий помятых, плачущих рабынь, подобрали обронённые щиты, подтянулись к вождю. Акрион, возвышаясь над воинами (в большинстве своём, они были обычного для тирренов небольшого роста), объявил:
– Мы ищем мою сестру! Ищите Эвнику, не трогайте больше никого! Мне нужна Эвника!
«Да они не знают её в лицо, дубина!» – хотел выкрикнуть в досаде Кадмил. Но тут от дальней стены, где чернел проход в спальни, послышался женский голос:
– Акрион! Братец!
Голоса лудиев, плач рабынь, лязг железа и бронзы – всё затихло.
Она стояла рядом со алтарём, сжимая в ладони рукоять кинжала. Другой рукой теребила складки пеплоса на груди. «Смело, – оценил Кадмил. – Не удалось, верно, сбежать, и решила встретить судьбу. Что ж, тем лучше для нас».
– Ты живой, – сказала Эвника, и пламя факела, затрепетав от сквозняка, осветило её лицо. Она улыбалась радостно и удивлённо, будто была в самом деле счастлива видеть Акриона. – Ты живой, боги! Ты пришёл!
– Пришёл, – откликнулся Акрион. Он растолкал окружавших его воинов и двинулся к сестре.
«Кинжал! У неё кинжал!» Кадмил прицелился в Эвнику, но та уронила оружие на пол и, едва не споткнувшись, с разбега бросилась Акриону на грудь.
– Акринаки, Акринаки! Ах ты, непоседа, братишка, милый мой братец! – бормотала она, обнимая его за шею и целуя в щёки. – Я же столько людей разослала, чтобы тебя искали! А ты – ты сам пришёл! Фимула-то, Фимула рада будет! Живой, боги, боги милостивые, живой!..
Акрион взял её за запястья и с силой оттолкнул. Эвника пошатнулась. Удивлённо нахмурилась, всё ещё улыбаясь. «Неплохо сыграно, – усмехнулся Кадмил. – Впрочем, чего ещё ждать от той, кто давно играет не последнюю роль в Сопротивлении?»
– Возьмите её, – сказал Акрион.
Тут же подоспели двое бойцов – лудии за две недели научились немного говорить по-эллински и поняли команду, которую Акрион, забывшись, произнёс на родном языке. Крепко схватили Эвнику под локти. Она вскрикнула от боли и неожиданности:
– Вы чего? Эй, что за шутки? Акрион, это твои солдаты?..
– Перестань! – оборвал тот. – Можешь не стараться. До утра посидишь в подвале, там, где я сидел. А утром решим, что с тобой делать. Будет суд.
– В подвале? – Эвника растерянно огляделась. – Суд? Ты в своём уме? За что?
– Ты прекрасно знаешь, за что, – ответил Акрион. На скулах его ходили желваки. – Прекрасно знаешь. За то, что притворялась… За то… А, архидия!!
Он хрипло зарычал, стиснул виски сжатыми кулаками. Эвника ахнула.
– Продала меня разбойникам! – выкрикнул Акрион. – Ты, сестра! Как только… Как ты смогла такое? Мы же росли вместе! Я был в плену! Меня столько раз хотели убить! Меня бы и убили, если… если бы не друзья. А-а, хватит, хватит! Уведите её, уведите в подвал!
– Что за чушь? – закричала Эвника. Голос звенел, как слишком сильно натянутая струна кифары. – О чём ты говоришь, кто тебе такое сказал?!
Акрион выдохнул, провёл по лицу ладонью.
– Они сами признались, – сказал он почти спокойно. – Те разбойники, которых ты подкупила. Они тебя сдали. Всё, не хочу больше ничего слышать. Уведите её! Да обращайтесь бережно, это моя сестра. Несмотря ни на что. Скуна лукаре ми зива!
– Постойте, – беспомощно сказала Эвника. – Погоди, Акрион…
Лудии, которые держали её за руки, нерешительно двинулись с места. Эвника охнула, оступилась.
– Фурте скуна лукаре анкас зива? – спросил один из них, курчавый паренёк с крупным восточным носом.
– А, да, вы же не знаете, где подвал, – буркнул Акрион. – Кадмил, прошу, покажи им дорогу. Я должен найти Фимению.
Кадмил шагнул вперёд. Эвника вгляделась.
– Гермес? – подбородок дрожал. – И ты здесь? Милостивый, прошу, вразуми брата…
Кадмил фыркнул от злости. Задрал голову, ткнул пальцем в шею, туда, где зудело и ломило весь вечер:
– На вые сей и днесь алеет шрам! Твоя, жено, рука повинна в сём увечье, хоть не твоей рукой оно причинено…
Он осёкся. Все вокруг глядели на него: Акрион – удивленно, лудии – с непониманием, Эвника – с ужасом. «Гадство, – подумал Кадмил, досадуя. – Опять забыл... Неловко вышло». Боль стукнула в голове, да так, что рука сама потянулась к затылку.
– Пойдем-ка в подвал, милая, – сказал он, морщась. – Там тебе самое место после всего, что ты сделала. И с Акрионом, и со мной.
– Не может быть! – крикнула Эвника. – Да что такое происходит?!
Тут наконец, не удержавшись, она расплакалась – громко, навзрыд, как несправедливо обиженный ребёнок. Акрион отвернулся. Кадмил снял со стены пару факелов и, массируя шею, повёл лудиев в подвал – хорошо знакомой дорогой. Эвника плакала, пока они вчетвером ступали по тёмному коридору, плакала, спускаясь по лестнице, плакала, когда её ввели в подвал. И только когда очутилась в камере, пол которой был засыпан песком, чтобы скрыть когда-то пролитую кровь – только тогда Эвника затихла и лишь всхлипывала, пока Кадмил собственноручно завязывал верёвку на петлях.
– Стерегите хорошенько, – велел он лудиям на прощание. – Если всё пойдёт, как надо, через часок-другой я её заберу. Будет звать, угрожать, обещать награду – не слушайте. Будет кричать, что умирает – не верьте. Попросит встречи с братом – наплюйте. Она хитра, как змея, и опасна, как сколопендра.
Лудии стукнули мечами по щитам.
– Аве, Турмус! – пролаяли хором.
Кадмил хмыкнул: его всегда забавляло, как тиррены коверкали имя Гермеса. Собрался было идти, но поднял палец: