Мысль была, как остро заточенный клинок, или как заряженный под завязку жезл. Так и хотелось испытать её в действии.
«Да, но эта сука меня убила!»
– Му эприксе т'архидия, – прошипел он. Удивительно, как хороша бывает людская брань. Особенно когда остаётся лишь ругаться. Ведь сейчас, что ни сделаешь, станет только хуже.
Кадмил подошёл ко входу в гинекей и с некоторым удивлением обнаружил, что это вовсе не гинекей. Тяжкие думы и тьма дворцовых коридоров сыграли шутку, выведя ночного скитальца прямёхонько к тронному залу. Огромное, с недосягаемым потолком помещение терялось в полумраке, который едва могли разогнать редкие факелы на стенах. У входа застыли двое рослых лудиев с копьями.
Акрион в задумчивости прохаживался у дальней стены. Трон афинских царей, конечно, не походил на золочёный резной престол какого-нибудь египетского правителя. Это было массивное сооружение на высоком ступенчатом постаменте, грубо высеченное из цельного куска мрамора. Изголовью древний скульптор придал волнообразные очертания, так что занявший своё место царь выглядел как бы осенённым языками огня – или потоками водопада.
Больше в тронном зале ничего не было. Ни единого предмета мебели. Ни одной статуи. Лишь роспись на стенах с известным сюжетом: Аполлон сходит с Олимпа и провозглашает людям весть о всеобщем мире. Кадмил поглядел на плоский профиль нарисованного Аполлона и вдруг вспомнил, как лежал на кровати, полумёртвый, в тот день, когда очнулся от небытия. Вспомнил, как нашёл в изголовье старую сумку. И то, что было в ней.
Он подошёл к трону и устало опустился на нижнюю ступень постамента.
Акрион, не говоря ни слова, всё так же расхаживал от одной стены до другой. Ножны ксифоса хлопали его по бедру.
Кадмил не стал нарушать молчания, поскольку ему было совершенно нечего сказать. Так они и молчали вдвоём – один сидя, другой в непрестанном движении – пока не вошёл Спиро. Этот босяк даже ходить умудрялся по-хамски: не шагал, как все люди, а крепко, враскачку вколачивал в землю ступни.
– Нашли? – вскинулся Акрион.
– Фимению? Не-а, – качнул головой Спиро. – Да не волнуйся так, отыщется сестричка твоя. Я зато вон чего надыбал.
В руке его блеснул царский венец. Кадмил прежде видел этот убор на голове Ликандра. Старинная диадема из электрума в виде сплетённой в кольцо лавровой ветви. Тонкая вещица и очень красивая. Даже удивительно, что эллинские мастера сумели такое сделать несколько сотен лет тому назад.
– А где все прочие? – спросил Кадмил без всякого интереса. – Небось, девок портят да сундуки потрошат?
– Прокл и Генион стоят на воротах, о хитроумнейший из богов, – начал Спиро, как всегда, с преувеличенной почтительностью. – Вар и Клавдий стерегут тронный зал у дверей, ты их должен был видеть. Ещё пять двоек заступили в караул по дворцу. Остальные разместились в казарме. Старшим по казарме назначили Арзу, он смотрит, чтобы чего не натворили. Местных солдат мы пока проводили в подвал... ну, тоже чтобы чего не натворили. Завтра выпустим.
– Акрион! – позвал Кадмил. – Не боишься, что твои молодцы разнесут дворец?
Акрион рассеянно вертел в руках царскую диадему.
– Не разнесут, – отозвался он. – Я сказал, что любого, кто станет мародёрствовать, лично обезглавлю.
Кадмил недоверчиво заломил бровь.
Спиро хохотнул:
– Они его ещё в Вареуме боялись, о Душеводитель. По всей школе только и болтали, что про героя, который в одиночку перебил половину команды Фраксия Спурны. Кое-кто до сих пор готов обоссаться, коли герой косо посмотрит! Так что будут смирными, как овечки. По крайней мере, до утра.
Акрион вздохнул.
– Где же Фимения? – пробормотал он. – Сердце у меня не на месте…
– Да что ты заладил: Фимения, Фимения! – всплеснул руками Спиро. – Ничего с ней не станется. Лучше примерь-ка этот веночек. И тащи уже жопу на трон. Ты теперь самый что ни на есть законный правитель. Ну? Чего ждёшь?
Акрион, кривясь, точно от кислого вина, посмотрел на Кадмила.
«И правда, куда подевалась вторая сестрица? – подумал тот. – Как-то это подозрительно. Подозрительно и нехорошо… А, к херам. Это больше не моя игра. Удалось вернуть Акриону престол, и то ладно. И хватит с меня».
Он вяло махнул рукой:
– Давай, Акрион. Садись на трон и возложи на голову диадему. Ты действительно царь Эллады. Теперь здесь всё твоё.
– Вообще-то, это делается по-другому, – неохотно сказал Акрион. – На закате, в присутствии советников и знатных афинян. И ещё жрецы приносят жертву...
– Что, будешь ждать до заката? – хмыкнул Спиро.
– Ну, надеть венец можно и сейчас… – пожал плечами Акрион. – Наверное.
– Вот и действуй, – посоветовал Кадмил, поднимаясь и подхватывая сумку. – Повеселись, ощути вкус победы. На тебя смотрит сам Аполлон, неужели ещё требуются какие-то свидетели?
Акрион подумал. Тряхнул головой:
– Ладно.
Неторопливо взойдя по ступенькам, он встал спиной к трону и, держа перед собой диадему обеими руками, словно боялся уронить, громко проговорил:
– По праву прямого наследника Ликандра Пелонида я, Акрион Пелонид, объявляю себя царем. Да будут свидетелями мне всеблагой Аполлон и премудрый Гермес.
Кадмил кивнул ему, глядя снизу вверх. Спиро щербато осклабился.
Акрион медленно воздел венец над собой и опустил на голову.
А потом сел на трон Пелонидов.
С полминуты ничего не происходило.
– Ну что ж, – принуждённо улыбаясь, сказал Акрион, – вот я и царь.
– О-хэ! – выкрикнул Спиро. – Это дело!
Он сунул пальцы в рот и оглушительно свистнул. Акрион рассмеялся и неловко похлопал по мраморным подлокотникам.
«По крайней мере, правительственный кризис нам больше не грозит, – морщась, подумал Кадмил. – Осталось выбить из Эвники признание. Или… или просто вернуться на Парнис, пока Локсий не заметил моего отсутствия. Пускай эту стерву судит её собственный брат. Пускай эллины и дальше борются против богов. А я буду тихо доживать людской век. Научусь пить неразбавленное хиосское, играть на кифаре и писать стихи. И уж всяко держаться подальше от Локсия. Ещё можно будет спать с настоящей богиней – пока ей не надоест. Да я же просто счастливчик».
Ему хотелось завыть.
Акрион вдруг перестал улыбаться. Широко раскрыв глаза, он огляделся: так может оглядываться человек, которого в собственном доме застиг пожар. Будто вокруг – сплошное пламя, и некуда деться. И вот-вот сгоришь.
– Что со мной? – выговорил он со страхом. – Где я?
«Плохо дело, – подумал Кадмил. – Похоже, опять один из тех припадков». Волна огненных мурашек прокатилась вниз по спине и тысячей ледяных уколов вернулась обратно к затылку.
– Чего блажишь? – удивлённо спросил Спиро. – Ты в Афинах, во дворце. Кого по голове стукнули, меня или тебя?
Акрион поднялся с трона. Ощерился, выхватил ксифос и сбежал со ступеней. Рубя воздух мечом, закружился по залу; Кадмил и Спиро едва успели отскочить, чтобы не попасть под клинок.
– Прочь! – закричал Акрион. – Уйдите, твари, я вам не дамся!
«Плохо дело, – снова подумал Кадмил, пятясь, так чтобы оставаться позади безумца, и нащупывая в сумке рукоять жезла. – Видно, придётся парализовать беднягу. Плохо, плохо дело!»
Но тут Акрион застыл со странным выражением на лице, будто слушал кого-то. Затем поник плечами, начал негромко, бессвязно бормотать. Лицо его подёргивалось, он то и дело подносил ладони к ушам, словно желая защититься от нестерпимого шума.
Спиро осторожным шагом подобрался к Акриону и вынул меч из безвольной руки. Хмуро взглянул на Кадмила, не зная, что делать дальше. Кадмил также приблизился к Акриону, напряг слух. «Что теперь будет?.. – услышал он. – Преследовать меня... Невиновен... Герой Аполлона... Не убивал её, не убивал... И отца... найду способ».
«Это не припадок, – понял Кадмил. – Это куда хуже! Гораздо хуже».