Эта находка не только тенью легла на всю его жизнь – он долгие годы хранил ее в тайне.
9
Фрэнку жизнь на ферме была по душе – и он там пришелся ко двору. Казалось, все складывается даже слишком хорошо. Юне и Тому нравилось, что рядом бегает ребенок. Том сказал, что ферме мальчишка нужен так же, как ей нужна собака во дворе и петух на стогу сена. Мальчик довершал картину. Когда он прожил у них полгода, они перестали предохраняться – не сразу, но без споров.
Вот как Юна объявила новости мужу:
– Том, а что б ты сказал, коли узнал бы, что твоя жена стельная?
Семья Вайнов приветствовала это событие с радостью, хотя в то время у них был повод и для более мрачных дум. Пока на ферме все шло хорошо, в городе было не так безмятежно. Фрэнк не виделся с матерью несколько недель, потому что ее отправили в заведение под названием «Хэттон».
Об этом учреждении обычно говорили шепотом – в знак неодобрения, а не из-за слабости голоса. Еще «Хэттон» именовали «тем местом», «горой». Это был тоже как бы загородный дом – дурдом: психиатрическая больница, угнездившаяся на большом участке земли среди кустов рододендрона с голубыми и розовыми цветами. Кэсси поместили туда по рекомендации молодого врача. Марта отчаянно сопротивлялась, но состояние Кэсси все ухудшалось, и мать наконец согласилась.
Однажды в воскресенье Том и Юна заехали с Фрэнком в Ковентри за Мартой и направились к Кэсси в больницу. Они взяли с собой черного винограда из лавки Олив и бутылку «Лукозейда» [11], как будто Кэсси заболела желтухой или сломала ногу. Кэсси разрешили к ним выйти, потому что никому не хотелось, чтобы Фрэнк заходил в палату. Тем временем он, как зачарованный, следил за человеком, который вышагивал по больничной территории, то и дело замирая в виде изваяния, – «застывал» на несколько мгновений и двигался дальше, чтобы принять новую позу.
Кэсси все время плакала и много говорила.
– Домой хочу! – Она вытирала глаза маленьким носовым платочком и смотрела на Фрэнка, отпрянувшего к подолу Юны. – Вы не представляете себе, что это за место! Вы не знаете, что тут за народ. Слышали бы вы, что тут творится по ночам!
– Чш-ш, – успокаивала ее Марта. – Это ненадолго. Скоро тебе полегчает.
– Да мне уже полегчало! Лучше мне! Лучше! Две ночи назад было полнолуние. Вы знаете, каково это здесь? Знаешь, Том?
– Ну, ты мне расскажешь, наверно.
– Мам, забери меня отсюда! Тут куча девчонок не по делу сидит! Одну засадили за то всего-то, что она родила. Говорит, отняли у нее дите, а саму здесь заперли. Теперь лежит между двумя бабками – одна кожу у себя на руках жрет, а другая нассыт под себя и сидит!
– Кэсси, ты ведь выдумываешь, – не поверила Юна. – Ну, сочиняешь же, скажи?
Кэсси снова разразилась слезами.
Обратно все ехали угрюмые. Дома, перед их отъездом на ферму, Марта напоила Юну, Тома и Фрэнка чаем.
– Надули меня докторишки. Зря я ее туда отдала. Зря.
Юна была другого мнения:
– Мам, доктор сказал, что ей надо подлечиться. Как ты можешь с ним спорить? Доктор лучше знает, чем ты или я, разве не так?
– Да нет – плохо я с ней поступила.
– Ее всегда можно забрать, – проговорил Том, вгрызаясь в кусок кекса данди [12]. – Только она ж снова шляться начнет.
– Не знаю, что хуже.
– Мам! – сказала Юна.
На следующей неделе они поехали к ней снова. На этот раз Кэсси вывезли к ним в кресле-коляске. Кэсси узнала их – и только. Их посещение не вызвало у нее никакого интереса. Юна отвернулась и поморщилась. Марта была потрясена. Она оставила Кэсси с родней и пошла искать врача. Первая медсестра, к которой она обратилась, отказалась помочь, сказав, что в это время ее никто не примет.
– Послушай, милочка, – ответила ей Марта, – ты едва ли старше, чем самая младшая из моих дочерей, а их семь человек, и из них никто еще ни разу мне не перечил. Если не хочешь к концу дня сама в палате валяться, то сейчас пойдешь и приведешь мне кого-нибудь – пускай мне ответят.
Медсестра вспыхнула, но пошла искать врача. Вернулась она с регистратором – пухленьким и румяным, как спелое яблоко, в очках, с рановато отвисшим подбородком. У него был грязный воротничок, а галстук-бабочка съехал на бок. Он сказал, что не он лечащий врач Кэсси, но сможет побеседовать с Мартой у себя в кабинете.
– Двадцать три года, – начал регистратор, листая карточку Кэсси. – Родила двоих здоровых детей.
– Это я знаю, – резко сказала Марта. Регистратор поднял на нее глаза.
– И в самом деле. Она находится у нас совсем недолго.
– Это я тоже знаю. А вот что мне хотелось бы узнать – так это почему у нее сегодня такой вид?
– А какой у нее, по вашему мнению, вид, миссис Вайн?
– По моему мнению? По моему мнению, у нее такой вид, как будто из нее всю душу вытрясли. Вот какой у нее вид. Как будто взяли и вынули из нее душу.
Регистратор внимательно изучал свои записи.
– Очевидно, она проходит у нас терапию ЭТ.
– А по-человечески сказать нельзя?
– Электрошоковую терапию. Мы пропускаем через ее мозг электрический ток умеренной силы. Чтобы помочь ей справиться с депрессией.
– С депрессией? Но ни о какой депрессии вообще речи не было!
– Верно, – поспешно поправился регистратор – Иногда мы прибегаем к электрошоку при лечении шизофрении.
– Об этом тоже не было речи.
– Я не говорю, что…
– А что вы тогда говорите?
– Миссис Вайн, вашу дочь лечу не я, но мы ей подобрали лучшую терапию из того, что возможно.
– Что-то непохоже. Непохоже, что от этого тока, который вы через нее пропускаете, ей стало лучше, а? Вы ее видели? Видели? У нее глаза потухли.
Регистратор поднял пухлую руку, пытаясь остановить ее:
– Я говорю с вами откровенно, миссис Вайн, прошу и вас быть со мной честной.
– А я и так никогда не вру.
– Уверен, что это так. Поэтому, может быть, вы сможете ответить мне: страдал ли кто-либо в вашей семье психическими расстройствами?
Марта долго молчала и наконец ответила:
– Насколько я знаю, никого у нас в психушку не упекали.
– Но я вас не об этом спросил.
Марта снова задумалась.
– А к чему вы об этом спрашиваете?
– Миссис Вайн, у вашей дочери время от времени возникает состояние… некоторого возбуждения. Ее нельзя остановить, и она сама не может остановиться. Мы стараемся ей помочь, вы знаете это. А кроме того, она разговаривает со своим отцом. Знаете, мой коллега очень верит в благотворное воздействие ЭТ.
– Очень верит! Признайтесь – вы ведь и сами не знаете, что делаете, правда?
– Миссис Вайн…
– Ах вы говнюки позорные! Нечисть! Да вы же тут, срань такая, опыты ставите!
Она поднялась.
– Миссис Вайн…
– Передайте своему коллеге: попадется мне на глаза – кишки из него выпущу и на шею намотаю! Понял?
Марта вылетела из кабинета регистратора, пробежала по коридору мимо медсестры, на которую перед тем накричала, и наконец оказалась под лучами весеннего солнца.
– Вези ее в этой штуке! – приказала она Тому. – Забираем Кэсси домой!
– А разве нам можно? – удивилась Юна.
– Нужно, черт возьми. Пошли, Фрэнк, веселее.
– А вещи забрать? – спросил Том, толкая перед собой кресло на колесах с Кэсси и направляясь к грузовику.
Но Марте было сейчас наплевать на пожитки Кэсси. Беглецы покинули холеные земли «Хэттона»; Том катил в кресле Кэсси – в халате, с распустившимися черными волосами. За ними, пытаясь не отставать, семенил Фрэнк, которого чуть ли не волоком тащила тетя Юна. Впереди, обогнав всех, несмотря на то что опиралась на палку, бежала Марта Вайн.
12