Мисс Дэлглиш взяла к себе Лилли еще и по другой причине.
Даже ребенком Лилли ни у кого не выпрашивала ласку и не ждала сочувствия. Мисс Дэлглиш нравилась эта черта еще не сформировавшегося характера, ей как нельзя больше подходила такая компаньонка-служанка. Пожилая леди сама не терпела сентиментальности. Конечно, поначалу им вообще было не до сантиментов, они сумели лишь приспособиться друг к другу, оставаясь совершенно чужими, правда, им приходилось кое в чем идти на уступки, когда дело касалось одежды, учебы и поведения Лилли. Однако ни искорки взаимного тепла не рождалось в их душах, и первые шаги к сближению с обеих сторон были довольно осторожными.
Пожилая леди и Лилли не собирались менять свои привычки. Чего бы ни добивалась мисс Дэлглиш от воспитанницы, девочка решительно отстаивала свою самостоятельность, и я думаю, что именно ее непокорность определила их дальнейшие отношения и послужила причиной своеобразного противоборства, выстоять в котором стало для Лилли целью на многие годы. В Лилли Стьюбек всегда таилось нечто неподвластное мисс Дэлглиш, нечто такое, чем Лилли никогда не поступалась, и это так или иначе оказало влияние на всю их совместную жизнь.
А в тот вечер, когда Лилли предстояло впервые лечь спать на новом месте, пожилая леди помогла ей постелить постель в комнатке наверху, дала хлопчатобумажную блузу вместо ночной рубашки и отослала вымыть лицо и ноги. Девочка подумала, что мисс Дэлглиш говорит глупости, но воду она любила и купалась с удовольствием, поэтому соблаговолила ополоснуть ноги. Зато от блузы наотрез отказалась, так как привыкла спать в одних трусиках. Когда мисс Дэлглиш велела их снять, девочка твердо ответила:
— Ни за что на свете!
Лилли отнюдь не была великой скромницей, днем она могла спокойно разгуливать чуть ли не нагишом, но тут она заявила, что спать без трусов неприлично. Лилли не пожелала надеть и ночную рубашку, которую мисс Дэлглиш позднее купила специально для нее; девочка выслушивала наставления пожилой леди, но упорно стояла на своем и продолжала спать в одних трусиках.
В конце концов Лилли пришлось смириться с тем, что мисс Дэлглиш интересуется ее внешним видом и поведением. Так как у Стьюбеков никто на это не обращал внимания, Лилли двойственно относилась к советам пожилой леди: с одной стороны, девочке было приятно, что о ней заботились, с другой — не нравилось, когда мисс Дэлглиш указывала, что и как носить. Споры из-за ночной рубашки оказались пустяком по сравнению с тем, что произошло на следующее же утро, в первый день нового учебного года, когда мисс Дэлглиш поднялась наверх и стала наблюдать за девочкой, надевавшей школьную форму.
Пожилая леди осмотрела свою воспитанницу с головы до ног, поправила галстук, подтянула пояс (в те времена его носили чуть ниже талии), одернула платье, блузку, но все-таки что-то ее не устраивало. Наконец мисс Дэлглиш поняла, в чем дело. Она попросила миссис Питерс принести из спальни щетку, заколки и, приказав девочке не вертеться, причесала ее вьющиеся черные, как у цыганки, волосы, аккуратно убрав их за уши.
Никто прежде не одевал Лилли, она не помнила, чтобы мать хоть раз поправила на ней платье. Утренний туалет поразил Лилли, она стояла расслабленная, испытывая неизведанное ранее удовольствие, и, пока мисс Дэлглиш возилась с ее волосами, перебирая густые пряди, девочка не отрываясь смотрела в зеркало и казалась себе куклой, с которой играют, странной куклой в чьих-то чужих руках.
— Ты должна причесываться каждый день, Лилли, утром и вечером, — проговорила пожилая леди.
— Зачем? — спросила девочка.
Мисс Дэлглиш не стала объяснять Лилли, почему волосы необходимо держать в чистоте и красиво укладывать. Она лишь сказала:
— Ты скоро будешь взрослой и должна научиться следить за собой.
Лилли промолчала на этот раз, но, выйдя из дома, взлохматила волосы, так как знала, что в школе обратят внимание на ее новую прическу. Она остановилась на полдороге, сняла черные панталоны и спрятала их в кустарнике возле дома миссис Ройс, предпочитая вовсе обойтись без этой части форменной одежды, нежели терпеть тугие резинки.