- Я лишь излагаю то, что изрёк Единственный.
Боуден выбрал другую цитату.
- И я знал, что она принадлежит к арфистам, банде повсюду сующих свой нос глупцов...
Он подвесил ещё одну страницу рядом с первой.
- Какое высокомерие!
- Вы же знаете, у меня нет иного выбора, кроме как говорить правду.
К сему моменту несколько писарей собрались поблизости, и по их нахмуренным лицам я понял, что Боуден редко бывает столь возбуждённым. Он схватил свой стилус, на кончике которого зажглось маленькое пламя. Я нахмурился.
- Это ещё зачем?
Боуден перелистнул очередную страницу.
- Адон закричал и закрыл глаза руками, ведь он увидел истинное обличье Мистры и наконец распознал в ней коварную шлюху.
Он и эту страницу подвесил в воздух.
- Богохульство!
Он коснулся стилусом её уголка, и всю страницу объяло пламя.
- Именем Единственного! - воскликнул я, и даже собравшиеся писари вытаращились на старика, совершившего столь низкий поступок. - Вы спятили?
- Святотатство! - он коснулся стилусом второй страницы, которая сгорела так же быстро.
- Прекратите!
Я пытался схватить стилус, но оказался недостаточно проворен в своём полумёртвом от голода состоянии. Боуден поджёг третью страницу, вспыхнувшую ярким оранжевым листом, и похитил у меня десять часов губительного для глаз труда и сорок гениальнейших строчек.
Писарь схватил Боудена за руку.
- Что вы делаете?
- Я не стану публиковать эту мерзость! - старик вырвался. - Грешно даже то, что мне пришлось её прочесть!
Он подхватил горсть страниц и подбросил их в воздух, принявшись сжигать одну за другой. Это было слишком. Я два года потратил на создание «Испытания Цирика Безумного», сам делая себе пергамент и выдирая перья у павлинов Мейсарха, смешивая чернила из собственной крови, и не собирался позволить какому-то плутоватому мудрецу уничтожить мою работу! Я перепрыгнул через стол, бросил Боудена на пол и стал колотить его головой о доски, как он и заслуживал.
- Я покажу тебе грех! - возопил я. - Если ты не способен распознать настоящий талант в этом мире, Цирик покажет тебе его в следующем!
Среди писарей поднялся переполох. Дюжина рук схватила меня, а дальше всё как в тумане; мои руки оторвали от шеи Боудена, и я почувствовал, что меня поднимают, начал брыкаться и царапаться, и в ходе борьбы мой тюрбан развязался и обнажил мои рога.
Хотя рогам было всего два года и они не достигли даже дюйма в длину, их оказалось достаточно, чтобы убедить писарей, будто им в руки попался демон. Они вынесли меня за дверь и бросили прямо под колёса фургона — чудо, что я успел откатиться в сторону, отделавшись порванным бурнусом.
- Собаки и собачьи дети! - я вскочил, чтобы броситься на обидчиков, но дверь захлопнулась прямо у меня под носом. - Верните мне мою книгу!
Я дёрнул за ручку и обнаружил, что дверь заперта.
- Воры! Плагиаторы!
Хотя ни одно из благословений Единственного, которыми я был наделён, не даровало мне великой силы, я принялся пинать со всей мочи дверь.
- Верните мою книгу! Считаю до трёх. Один...
Их страх перед Нашим Тёмным Властелином был так велик, что дверь немедленно отворилась.
- Издательство «Спокойная гавань» не занимается плагиатом, - фыркнул один из переписчиков. - Равно как и не публикует всякий мусор. Если хочешь увидеть эту грязь напечатанной, отправляйся к Альдо Мэнли и заплати за неё сам!
Клубящимся бумажным облаком мне прямо в лицо вылетела наружу рукопись, разбросав жёлтые листы по грязной улице. Я собрал несколько страниц и увидел, что даже они обгорели.
В бешенстве я вернулся к запертой двери.
- Вы не знаете, с кем имеете дело! - я подхватил ещё одну горстку страниц. - Цирик отплатит за это оскорбление!
И предательское заклинание правды, наложенное Мистрой, заставило меня добавить:
- Если таков будет его каприз!
Любой крупный город вроде Глубоководья полон вопящих лунатиков, и у подобных мест в обычае обходить безумцев стороной. Прохожие расступались передо мной, пока я метался по улице, собирая страницы, жалуясь на грубое обхождение и угрожая небесными карами. Возможно, они держались даже дальше обычного из-за моих серафимовых рогов и неровной из-за гнева походки. Вскоре я собрал большую часть своей грязной рукописи и заметил, что одна из последний страниц прилипла к колесу проезжающей мимо повозки.
Я бросился следом за фургоном, восклицая:
- И в особенности ты, Боуден Бонифаций, проклянёшь тот день, когда мы повстречались!
Ответил мне леденящий голос из-за спины: