– Ничего, Броха, Ничего… Не святые люди горшки обжигают. Потерпи, родная.
Вскоре в жизнь городка пришло ещё одно новомодное слово – «коллективизация», и Моисею ничего не оставалось делать, как вступить в колхоз. Мало того, что меламед Моисей стал колхозником, он ещё и получил приличную должность: его назначили сторожем крупорушки. Вы опять призадумались? Вы не знаете, что такое крупорушка? Признаться, когда я читала дневник Идла Айзмана, деда Изи, мне показалось, что этот грамотный человек ошибся и что такого слова нет. Оказалось, такое слово есть: так называлось маленькое предприятие по очистке и переработки зерна. Итак, Моисей стал сторожить это предприятие.
Глава третья
Любовь
Пока шла коллективизация, жизнь бывшего учителя еврейской школы проходила точно так же, как и у всех жителей городка: жил, работал, тайно учил детей и по-прежнему любил свою семью. Сара подросла и превратилась в настоящую красавицу: все люди заглядывались на неё, восклицая: «Боже мой, таки Моисею и Брохе Бог послал такую красавицу! А шейне мэйделе! Повезло этим двоиим!» Женихов у Сарочки было хоть отбавляй! Ах, какие парни бегали за ней, но Сарочке до поры до времени не нравился никто.
– Чем тебе не нравится Мотл, дурочка?
– Папа, ты разве не видишь, что у Мотла не всё в порядке с головой?
– Ну и как ты это поняла, умница моя?
– У него носки разного цвета. Один чёрный, другой серый.
– А… Это важный аргумент в семейной жизни. А чем плох Шмулик?
– Папа, он такой странный!
– А в чём его странность, Сара? – вмешивалась в разговор Броха.
– Мамочка, ты бы хотела, чтобы папа мычал когда ты садишься на «тУбАреточку» и он гладит тебя по голове? Хотела бы?
– А что, Шмулик мычит?
– Мычит, мамочка. Я его спрашиваю: «Шмуль, который сейчас час?» А он смотрит на меня и мычит.
– Не может быть!
– Может, – вступается за дочку отец. – Он всегда мычал, когда стеснялся. Он мычит от стеснения, девочка моя. Но мне кажется, что он влюблён в тебя!
– А я его не люблю и никогда не полюблю. А если вы заставите меня выйти за него замуж, вообще пойду и утоплюсь. Или повешусь.
– Что она говорит, Брохл? Разве ты не знаешь, что это самый страшный грех для еврея, Сара?
– Самый страшный грех, папа, идти замуж любви, – отвечала родителям Сара и выбегала из дома.
– Ты видишь? – спрашивала Броха мужа.
– Да уж… – многозначительно отвечал Моисей.
– Хотя я и сама бы замуж за Шмулика не пошла. Да и за Мотю тоже… Я видела эти носки…
Однажды, когда Моисей возвращался с работы домой, а дело было утром, причём рано, он увидел свою единственную дочь Сару. Причём Сара была не одна. Сара шла за руку с Павлом, шестым ребёнком в семье, и не сводила с него влюблённых глаз. Моисей подошёл к паре, взял Сару за руку и молча повёл домой.
Что было дома, не осталось тайной ни для кого, так как оттуда попеременно слышались крики то Брохи, то Сары.
– Господи! – вопила Броха. – Пусть он будет хромой, слепой, с разными носками и пусть он мычит. Пусть он только будет еврей, Сарочка! Вэйзмир, за что нам это? Чем мы прогневили тебя, Господи! Когда мы успели так нагрешить, что ты нас так наказываешь?
– Мамочка, разве любовь – это грех?
– Грех, девочка, это когда любишь не того, кого надо! Как же ты будешь жить без хупы?
– Тс… – вмешивался муж. – Какая Хупа, Броха! Забудь про Хупу. Или ты хочешь, чтобы нас погрузили с твоими коржиками и отправили в места отдалённые?
– Молчу, Моисей, молчу…
– А раз нельзя Хупу, то разве обязательно, чтобы он был евреем? – умоляюще смотрела дочь на родителей глазами, полными слёз.