- Господи, почему ты допускаешь это?
- Потому что так нужно.
- Кому нужно, Господи?
- Людям нужно, чтобы поняли люди, то от веры отходить нельзя.
- А я причём, Господи?
- А при том, что жил ты, Давид, вольготно, законы божьи презрел, молишься вот только сейчас...
- Но ведь другие молились чаще, а их тоже уже нет! Это не справедливо и я не хочу умирать такой ужасной смертью, сидя в бочке. Почему, Господи?
- Потому что пути мои неисповедимы...
Больше Давид ничего не слышал. Больше Давида не было. Бочку оставили стоять на морозе и на утро, когда Василий, оставшийся в живых по доброй воле Кимки, осторожно вышел посмотреть что и как, он увидел страшную картину: вода в бочке превратилась в кусок льда и сквозь толщу льда на него смотрели открытые глаза Давида. Его голова была запрокинута а в глазах стоял немой вопрос: "За что, Господи?"...
ГЛАВА IV
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Всё рано или поздно заканчивается, закончилась и эта страшная война. Домой, в разгромленный Черняхов, вернулся бедный сапожник Хаим с женой и жена бывшего обкомовского работника. Сам обкомовский работник погиб и это было его великим счастьем, ибо не суждено ему было узнать, какого монстра он вырастил. Мать Кима прошла всю войну и вернулась в надежде хоть что-то узнать о своём сыне.
Приехал и сын Хаима, Йосиф, который окончил войну в звании майора. Именно Йосиф и узнал от местных жителей о проделках Кима, который к тому времени как сквозь землю провалился. И рассказали жители, как погиб Давид, как были убиты все евреи городка, как зверствовал Ким. О преступлениях своего сына сразу узнала и мать Кима. Все жители городка показывали на неё пальцем и ни заслуги перед отечеством, ни награды, присвоенные ей по праву, не спасли женщину от позора: разве спрячешься за наградами, когда у тебя сын вырос подонком и убийцей? Бедная женщина, прошедшая всю войну, не вынесла людского осуждения, собрала оставшиеся пожитки и уехала в неизвестном направлении... О ней даже никто и не вспоминал в Черняхове. Как буд-то их никогда и не было: ни обкомовского работника, ни его жены. Вспоминали только Кима, но и его след пропал.
И только Йосиф не сидел, сложа руки - он искал. Он искал своего одноклассника, одногрупника, предателя Родины и убийцу двоюродного брата. Он рассылал письма во все инстанции, но всегда получал отрицательный ответ: Ким как буд-то бы сгинул.
И вот однажды, когда Йосиф сидел в редакции, в своём кабинете, к нему зашёл знакомый корреспондент. Йосиф в это время писал очередные запросы на Кима во всевозможные инстанции. Знакомый корреспондент, взяв в руки письмо, прочитал его и призадумался. Потом нахмурился.
- Что-то не так? - спросил товарища Йосиф.
И услышал Йося историю, от которой закружилась у него голова, застучало в висках и захотелось выбежать на улицу, чтобы вдохнуть хоть один глоток свежего воздуха.
Знакомый Йосифа рассказал ему, что когда он по делам был в Коми АССР, он попал в тюрьму. Нет, его не посадили, он был в командировке, как писатель, чтобы написать о предателях Родины статью. Там ему рассказали, что в этой тюрьме сидел заключённый по имени Ким. Сидел не долго. Почему не долго? Потому что его убили зэки. Как убили? Странно убили, не как всех, ножом или заточкой: его посадили в бочку и залили бочку до краёв водой. На утро в бочке был кусок льда и чтобы вытащить тело, его пришлось вырубать топором, по кускам. Охранники, которые и обнаружили страшную находку, рассказывали, что сквозь прозрачную толщу льда на них смотрели раскрытые глаза убитого полицая. Лицо было искажено такой страшной гримасой смерти, что когда его оттуда вырубали, прикрыли валявшейся рядом с бочкой одеждой. Одежда, как вы понимаете, принадлежала Киму, который сидел в бочке абсолютно голый...
ПОКА Я ЕСТЬ, ТЫ - ЧЕЛОВЕК!
ГЛАВА I
МЕЛАМЕД МОИСЕЙ И ЕГО ЖЕНА БРОХА
Жили - были в городке Черняхов меламед Моисей Гринштейн и его жена Броха Гринштейн. Ой, вы не знаете, что такое меламед? Ничего страшного в том, что вы не знаете, нет. Это слово давно не употребляется в разговорной речи. Оно пришло к нам оттуда, издавна, когда ещё были на земле старые добрые еврейские школы. А меламедами звали учителей еврейских школ. Так вот, Меламед Моисей Гринштейн и был как раз учителем в еврейской школе и эта школа располагалась прямо у него в доме. Домик был небольшой, но, как правило, места хватало всем его ученикам.
Реб Моше, как звали его ученики, был очень праведным евреем и молился с утра до ночи, в перерывах между уроками. И его жена, Броха, тоже любила молиться и благодарить Всевышнего за те милости, которые он отпустил ей: за чудесного мужа, за родителей, за мир во всём мире. И все жители Черняхова любили эту замечательную во всех отношениях пару. Когда по вечерам, Моисей и Броха шли из школы домой, все евреи, встречавшиеся им, почтенно здоровались с парой, так как дети, посещавшие маленькую еврейскую школу Черняхова, обожали своего учителя. Я вам скажу, что его было за что обожать! Многие дети прошли через руки меламеда, да что там и говорить: он и сейчас имел двадцать сорванцов, с которыми день за днём, несмотря на погоду и прочие катаклизмы, обрушенные на городок, он неизменно изучал Тору, книгу книг, самую главную книгу еврейского народа со времён его тёзки Моисея, великого еврейского пророка.
В отличии от других учителей, меламед Моисей Гринштейн пальцем не трогал своих учеников, а если он и подходил к ребятам, то только лишь для того, чтобы погладить их по голове или угостить коржиками, которые большими алюминиевыми тазами пекла его жена Броха. О! Вы никогда не пробовали эти коржики? Ну как же, вы обязательно должны были попробовать знаменитые коржики Брохи Гринштейн. Это были лучшие коржики в округе: круглой формы, посыпанные корицей и сахаром, они источали такой аромат, что когда Броха вынимала противень из печи, к её дому сбегались все мальчишки улицы. Броха выкладывала на блюдо первую партию, ставила в печь вторую и с блюдом, полным горячих пончиков, выходила во двор. Через несколько секунд на блюде не оставалось ни одного коржика.
Но не только коржиками потчевала хозяйственная Броха учеников своего замечательного мужа. У Брохи была коза. Коза давала молоко. Молоко вообще полезная пища, а для полуголодных детей это был просто обед в Раю: горячие, пахнущие корицей коржики и пол стакана тёплого козьего молока - и дети могли дальше с головой уходить в учёбу.
А ещё у Брохи были курочки, которые имели обыкновение нести яйца. Именно эти яйца Броха и клала в тесто для коржиков, поэтому оно и было такое воздушно-песочное и жёлтое-прежёлтое. Вы же знаете, что тесто для коржиков напрямую зависит от яиц, а у Брохи яйца были прекрасные, как и куры, как и коза, как и всё, за что брались её трудолюбивые натруженные руки. Броху часто приглашали богатые евреи Черняхова приготовить обед на шабес, так как поваром она была прямо таки отменным. Что бы она ни готовила: гефелты фиш, кугл или чолнт, все знали, что лучше Брохи это мог бы сделать разве что сам Б-г, если бы он увлекался кулинарией.
У меламеда Моисея не было плохих детей. У меламеда Моисея не было чужих детей. Всех детей он считал своими. И Броха всех учеников своего мужа тоже считала своими. А своих детей у реб Моисея Гринштейн и его жены Брохи не было. Не дал Господь, что тут поделаешь. Часто, очень часто, когда Броха смотрела на своего мужа, смотрящего в одну точку, она понимала причину его грусти: какой мужчина не мечтает о наследнике? Кто продолжит его дело?