– Увы, так оно и было. Андрей Васильевич Жуковский в своих воспоминаниях сравнил пожар в Зимнем с извержением вулкана. Более точные слова подобрать было бы трудно, – согласился с пожилым господином граф Лунин.
– Но все же удалось сохранить хотя бы часть имущества, или все было безвозвратно потеряно и разграблено чернью? – осведомилась Наталья Андреевна.
– Не смею больше томить вас и мучить недомолвками, милостивые господа, – с улыбкой ответил Иван Дмитриевич. – Несмотря на то, что пожар, как я уже говорил, бушевал два дня, князь Волконский, непревзойденный в своей педантичности, уже наутро принимал отчеты от вверенных ему людей, скрупулезно проверяя каждую буковку. Но когда он просмотрел и проверил отчеты, реестры и бумаги одной из служб, его удивлению не было предела... Из горящего дворца удалось вынести и спасти ВСЕ значившееся за ней имущество! C’est la pure vérité!1 Не поверив своим глазам, князь вызвал главного дворцового лакея и допросил того по всей строгости: «Ты уверен? Так, значит, ничего не пропало?» Тот опустил глаза и виноватым голосом ответил: «Как не пропало, Ваше Сиятельство, пропало... Эх-хе, окаянные!». «Так что пропало? Не молчи!» – приказал Петр Михайлович, рассердившись на бестолкового Федора. «Фужер да тарелка, – смущенно ответил дворцовый лакей. − Эх, православные, православные... не серчайте, но не уследил». Князь оторопело глядел на лакея. «И только? Почем знаешь? Прикинул, небось, на глазок, а мне сказки сказываешь?» «Никак нет, Ваш…ство», – пролепетал лакей и испуганно заморгал глазами. «Хм-м-м... тарелка», – князь Волконский презрительно фыркнул. Но когда Петр Михайлович проверил отчеты и других служб, оказалось, что действительно, во время пожара было вынесено все, даже то разбитое Государем зеркало. Простые люди ценой собственной жизни спасали царское имущество и аккуратно складывали на площади перед дворцом.
– Я поражена! – изумленно воскликнула Наталья Андреевна. – Как такое возможно? Вы верно подшутили над нами, граф!
– Ну вот, теперь и вы, дорогая графиня, ставите под сомнение мои слова, – с укором проронил Иван Дмитриевич.
– А как же драгоценности Ее Величества? – спросил князь Безбородский, пытаясь застать графа врасплох.
– Их спасла камер-фрау Ее Величества и самолично отвезла Императрице во дворец Императора, где после пожара и поселилась царская семья.
– Да-а-а, – протянул граф Акусин. – Непостижима русская душа. Лезть в огонь, задыхаться, рисковать жизнью − и во имя чего? Если бы ради наживы, – все было бы понятно. А тут... ничего не взять! Непостижимо!
– Как ничего? – встрепенулась графиня, не любившая проигрывать. – А фужер и тарелка?
– Матушка моя, – произнес ее дядюшка, причмокивая, как обычно, губами, – это такая мелочь. В конце концов, они просто могли разбиться в суете. Ныне никто уже этого не узнает.
– Вы ошибаетесь, сударь, – любезно ответил граф Лунин и лукавым взглядом поглядел на графиню. – Фужер оказался целехоньким. И уверен, по сей день украшает царский стол.
– Как? Откуда? –со всех сторон послышались удивленные восклицания. – Неужели и он нашелся?
– Совершенно верно, – с невозмутимым видом подтвердил Иван Дмитриевич. – Да и фужер был украден вовсе не мужиком, как предположили вы и князь Волконский. Его украл солдат гвардии, желая немного поживиться, а также рассчитаться по карточным долгам. Это выяснилось через несколько дней, когда в полицейскую часть те самые неотесанные и невежественные мужики приволокли побитого ими солдата.
– А как же они узнали, что фужер находится у него?
– Не имея возможности заплатить за вино в кабаке, гвардеец там же пытался продать фужер за бесценок. Но никто, увидав царский вензель, не осмеливался его купить. «С пожарища-то вещь, окаянный. И как рука поднялась, рожа твоя бесстыжая?» Мужики не стали церемониться с ним и, основательно поколотив, отволокли в участок.
– Никогда бы не подумала, что простолюдинам свойственно такое качество, как благородство, – пожав безупречными плечами произнесла графиня.
– Ну, благородство, вероятно, не совсем то качество, которое побуждало людей идти на жертвы, – вмешался в беседу граф Акусин. – Я предполагаю (и смею заметить, что согласен в этом с князем), все дело в непостижимости русского характера, русской души, в русском сострадании, испытываемом людьми к тем, кто попал в беду. Ведь что говорить, все мы под Богом ходим...