– Юшманец славный. Поддень, княже, не пожалеешь, – посоветовал он.
– Береженого бог бережет, – закивал головой Мичура.
– Не тронет, – уверенно заверил я их. – Он же не самоубийца. Да и любопытство его разбирает, отчего Дмитрий Иванович все так резко переиначил. Пока все это не выяснит…
– А опосля того? – пробасил Голован.
– А уж опосля на правую руку престолоблюстителя покушаться и вовсе глупо, – усмехнулся я, но юшманец… поддел.
И впрямь рисковать больше чем нужно глупо.
Я не таясь прошел к воротам Голицыных, неспешно преодолевая открытое пространство, пробиваемое с верхнего этажа их терема – как подтверждение тому в земле торчало с десяток стрел – и гаркнул:
– Пришел нежданный гость – готовь, хозяин, кость!
Калитка еле слышно скрипнула и нехотя приоткрылась, но ненамного, и стоящий возле нее казак сразу опасливо предупредил:
– Токмо один чтоб прошел, не то…
– Один не получится, – возразил я и кивнул на двух ратников, которые меня сопровождали. Каждый из них держал в руках солидный бочонок. – Или мне обратно их отправлять?
Казак умиленно расплылся и тут же торопливо заметил:
– То не в зачет. Да и ни к чему им тяжесть эдакую далеко тащить – пущай прямо тут поставят.
– Да вы мужики или бабы трусливые?! – возмутился я. – И ворота шире отворяй. Не холоп пожаловал – князь цельный. – И сам, не дожидаясь, распахнул калитку и, насмешливо оглядев опешившего от такой бесцеремонности казака, посоветовал: – Штаны подтяни, вояка, – после чего вразвалку потопал вперед.
Навстречу мне уже спешил Басманов. Раньше мне доводилось видеть его лишь один раз, примерно год назад, да и то мельком, но статный колоритный мужик мне запомнился.
Было у него нечто эдакое в лице, западающее в память.
В мой век людей такого типа обычно называли мачо – в меру скуластый, с решительным прищуром серых глаз, небольшой, аккуратно подстриженной бородкой и резко очерченными, круто изогнутыми черными бровями.
А в довершение ко всему невозмутимая уверенность в себе и своих действиях…
Словом, все как полагается, чтобы повергать в трепет женские сердца.
Правда, тогда, год назад, боярин был одет куда наряднее, а сегодня несколько попроще – никакого шика. Разве что кафтан лазоревого цвета был богато расшит золотыми нитями, вот и все.
Ну и борода его не совсем подходила мачо – те-то обычно либо гладко выбриты, либо с небольшой щетиной, а так запросто мог потягаться с Бандерасом.
Держался Басманов спокойно, но без излишней наглости:
– Честно величать, так на пороге встречать, но ты столь резко ворвался, что я и не поспел.
Сзади скрипнуло. Я оглянулся. Казак расторопно запирал калитку.
– Гости на двор, так и ворота на запор, – пояснил Петр Федорович. – У нас на Руси завсегда так принято. – И невесело усмехнулся. – А я еще поутру почуял, что быть в терему гостям нечаянным. Одно к одному – и кот морду намывал, да и собака перед домом все утро по земле каталась.
– Незваный гость хуже татарина, – заметил я, не зная, что еще сказать.
– Это хорошо, что ты, князь, кой-какие присказки запомнил, – одобрил Петр Федорович. – Токмо у нас на Руси и инако сказывают: нежданный гость лучше жданных двух. К тому ж сердись, бранись, дерись, а за хлебом-солью сходись. Опять же и казаки сказывали, будто ты теперь на Москве чуть ли не самый н€абольший, а такой гость любому хозяину в почет.
– Да какое там, – досадливо отмахнулся я. – А если и набольший, то… только после тебя.
– Вот как? – И его левая бровь в немом удивлении изогнулась еще круче.
– А как, по-твоему – сам, что ли, престолоблюститель будет следить за порядком? – удивился я. – Знамо дело, нам с тобой поручит.
– Нам с тобой, – задумчиво повторил он.
– Вот-вот, – подтвердил я и осведомился: – Уж не думаешь ли ты, что Федор Борисович иноземца выше русского боярина поставит? Чай, он из ума не выжил. – И, меняя тему – хватит ему для затравки, – кивнул на только что вынесенный из дома стол, который пока оставался пустым. – Без соли да без хлеба худая беседа. Что ж ты, боярин? Умел в гости звать, умей и угощать, а то получается, что есть чего послушать, да нечего покушать. К тому же тебе сегодня полегче – доброго медку мои ратники принесли, чтоб не с пустыми руками. На чужой обед надейся, а свой припасай.
– Ишь ты, изрядно освоил, – хмыкнул он. – Да и речь ведешь – не сказать, что иноземец. – Строгий взгляд серых глаз, отливающий льдистой сталью, заметно потеплел. – А за стол не печалься – мигом все спроворят, – небрежно отмахнулся он. – Да и с медком ты того, погорячился. Негоже со своим угощением в чужие терема хаживать – то хозяину в обидку. – И откровенно признался, уже усаживая меня за стол, который и впрямь быстро заполнялся увесистыми блюдами: – Скажу по совести – не чаял я, что ты насмелишься в гости заглянуть.
– Мне и самому не чаялось, что так обернется, – вздохнул я.
– Что ж, изысков не обещаю – не до того мне было нынче, но голод утолить – блюд в достатке.
– Да мне хоть хлеба краюшка да пшена четверушка, от ласкового хозяина и то угощенье, – улыбнулся я.
– Вот и славно, – согласился он. – У меня хлеб чистый, квас кислый, ножик острый, отрежем гладко, поедим сладко. А ты Петровки[19]блюдешь, коль православие принял, али как? – невинно уточнил он.
Я чуть замешкался, но почти сразу нашелся:
– Вообще-то у меня сегодня ратных дел в избытке, а воинам и церковь дозволяет оскоромиться, однако поблажку себе стараюсь не давать, потому обойдусь и без мясного.
– А мне как – ее целовать, чтоб ты поверил? – Боярин кивнул на небольшую икону, лежащую на краю стола. – Али креста хватит?
– Ты о чем? – делано удивился я.
– Про клятву вопрошаю, – пояснил он.
– Ни то, ни то, – отверг я его предложение. – Ведь ты уже слово дал, его и довольно, так что обижать я тебя не собираюсь, и икону можешь убрать, чтоб место не занимала. К тому ж, как тут говорят – в поле враг, а дома гость, потому и уверен, что не станешь ты использовать доверие во вред человеку. Да и не таков ты. Мне царь Борис Федорович совсем иное о тебе сказывал. Вот я и помыслил – орел по-гадючьи из-за угла не жалит и хоть тоже иной раз не прямо летит, а круги описывает, но на свою добычу открыто кидается.
– Про круги – это ты про Кромы? – уточнил Басманов, гордо вскинув голову.
– И про них тоже, – кивнул я, но тут же, не дав ему сказать хоть что-то в свое оправдание, напомнил: – Потом о них поговорим, когда времени побольше будет, а сейчас мне рассиживаться недосуг, так что спрашивай, а чтоб лишку не было, поначалу посмотри на грамотку, дабы убедиться, что он ее своей рукой писал. – И извлек из-за пазухи свиток.
Басманов внимательно осмотрел печать, затем развернул лист, но читать не стал и почти сразу после беглого просмотра вернул ее мне.
– Рука государя мне неведома, потому сличать не с чем, – мрачно объяснил он свою невнимательность, – но и тебе, князь, все одно не верю, ибо… не понимаю.
– Оно и неудивительно, – пожал плечами я. – Ты хоть и высокого полета птица, но государи вовсе как боги – где уж нам угнаться за полетом их мыслей. Да и ни к чему. Раз сказано – надо исполнять, а для чего… Додумался – молодец, а нет – все равно делай что приказано.
– Так-то оно так, – задумчиво протянул боярин. – Токмо…
– А не много для меня одного? – перебил я его, кивая на два кубка, поставленных передо мной.
– Чтоб худого не мыслилось, – пояснил он рассеянно, продолжая морщить лоб. – Любой выбирай, а остатний – мне.
– А чего тут выбирать, и так тебе верю, – заметил я, протягивая руку к ближнему от меня. – Коли пировать, так не мудровать.
Я и впрямь верил. Да и глупо было бы ему заниматься отравлением, во всяком случае, до тех пор, пока он ничего не выяснил.