— Ладно. Хорошо, что хоть кто-то предупредил о двух лишних едоках за обедом, — добродушно проворчала Мадж. — Хочешь чашку чая, Элин?
Но Элин вдруг поняла, что и экономке не может смотреть в глаза, и, развернувшись, махнула дипломатом.
— Никак не могу прерваться. Мне нужно посидеть над бумагами.
В своей комнате Элин сменила элегантный деловой костюм на рубаху, брюки и легкий свитер, но заняться ничем не могла и подошла к окну. Дом был построен на довольно просторном участке, но Элин не замечала ни хорошо подстриженного газона, ни аллеи прекрасных деревьев. Все ее внимание было приковано к подъездной дорожке, где должна была появиться машина отчима.
Однако первым приехал Гай. Она заметила свет фар, увидела, как Гай паркует машину, и побежала вниз предупредить, чтобы он никуда не уходил вечером.
— Ты дома первая — вот чудеса, — дружелюбно приветствовал ее Гай.
— Как дантист? — умудрилась вспомнить она.
— Садист. У тебя озабоченный вид, — заметил он, подходя ближе. — Что случилось?
— У Хаттонов судебный исполнитель.
— Не может быть.
— Но так оно и есть, — подтвердила она.
— Гадство, — выдохнул он. И тут же спросил: — Как это скажется на нас?
Смягчить новость не было никакой возможности, хотя она знала, что обычно Гай предпочитал прятать голову в песок, когда дома она обсуждала с его отцом положение дел.
— И не спрашивай, — бросила она. — Ты куда-нибудь собираешься вечером?
— Собирался, но…
— Я связалась с Сэмом, они с моей матерью скоро должны приехать.
— Плохи же наши дела, если старик согласился прервать отпуск, — высказался Гай.
— Ты дождешься их? Все это… э-э… может отразиться на тебе сильнее, чем на всех остальных, — сказала Элин то, что только сейчас пришло ей в голову, и заметила, что Гай сразу посерьезнел, тоже сообразив, что художественные мастерские, которые, как он верил, должны были однажды стать его собственностью, уплывают в небытие.
— Пожалуй, так будет лучше, — с готовностью согласился он.
Они оба были внизу, в холле, час спустя, когда тяжелая входная дверь снова открылась, впуская Энн и Сэмюэля Пиллингер.
— Пусть Мадж принесет чай в гостиную через десять минут. Мы будем говорить там, — решил Сэмюэль, поднимаясь с женой по элегантной лестнице вверх, чтобы освежиться.
— Они дома, — сообщила Элин экономке, но приготовила чай сама и поставила четыре чашки с блюдцами на поднос.
— И очень хотят пить, по всей видимости, — усмехнулась Мадж, а Элин почувствовала, что не представляет дома без нее.
Собрались все через пятнадцать минут. Элин и в голову не пришло, что мать может отсутствовать на обсуждении, поскольку все это касалось ее очень сильно. Однако Элин обрадовалась тому, что сводная сестра ушла к друзьям. Она очень любила Лорейн, но понимала, что у них сейчас есть дела гораздо серьезнее, чем возиться с Лорейн, которая непременно закатит истерику, услышав, что ее содержание под угрозой. Для сцен еще будет время.
— Я проверил, — начал Сэмюэль Пиллингер. — Ошибки нет. Хаттоны пошли на дно. Захватив с собой наши деньги. — Он обратил печальный взгляд к жене, потом к сыну и, наконец, к падчерице. — Как мы из этого выберемся, Элин? — тихо спросил он.
Элин откашлялась и все-таки хрипло ответила:
— Мы не выберемся.
— Мы разорены?
— Боюсь, да, — выдавила из себя Элин и, взяв дипломат, достала бумаги, которые проверяла столько раз, что выучила почти наизусть. — Хотела бы я сказать другое, но не могу: не изменить того факта, что нам не из чего платить жалованье персоналу, не говоря уже о других наших обязательствах.
— Не может быть так плохо! — протестующе перебил Гай.
— Если Элин говорит, значит, так оно и есть, — вмешался его отец. — Дай мне взглянуть на цифры, Элин.
В последующие полчаса атмосфера в комнате менялась от серьезной к мрачной, а от мрачной к безнадежной. Однако к концу этого получаса они все, включая мать Элин, согласились, что в любом случае нужно выплатить жалованье.
— Завтра о Хаттонах узнают: такое не скроешь, — заявил Сэм. — Но пока еще никому не известно, сколько они нам задолжали и в каком положении мы теперь оказались. Боюсь, Гай, завтра тебе придется пойти на работу как ни в чем не бывало, пока мы с Элин съездим в банк, к стряпчим, и я подумаю, еще к кому, кто может дать нам шанс вырваться из западни.
До этого момента Энн Пиллингер молчала, но, взглянув на внимательно слушавшую их мать, Элин поразилась жесткому выражению ее лица и ярости, с которой та разразилась, наконец, словами:
— Все из-за проклятого итальянца! Если бы этот Дзапелли не вломился и не купил Градбернов, мы никогда не оказались бы в таком положении!
И снова в Элин заговорило чувство справедливости. Ей абсолютно не за что любить ловеласа из Италии, но все же… все же он не «вламывался». Насколько ей известно, других предложений не поступало, и Градберны просто ухватились за него.
Однако прежде чем она произнесла вслух то, о чем подумала, Сэм Пиллингер присоединился к жене.
— Ты права, дорогая. Прощелыга чертов! — с чувством выговорил он.
— Но… — Больше Элин ничего не успела сказать, потому что, к ее удивлению, вмешался сводный брат.
— А каких работников он у нас переманил! — желчно пожаловался Гай.
— И наших лучших клиентов… — поддержал сына Сэм.
Следующие десять минут, пока Элин хранила молчание, остальные трое безжалостно терзали Дзапелли.
Ночью, в кровати, она вроде уже почувствовала угрызения совести за то, что не высказалась в защиту несправедливо обвиняемого человека, но сразу же одернула себя. Чего ради она будет вступаться за него? Она вспомнила, в каком жутком положении оказались Пиллингеры, и решила, что ее семья права, черт возьми! Чего ради станет она защищать бабника итальяшку!
Утром ей было не до Максимилиана Дзапелли. Мистер Элдред, менеджер банка, слышавший о банкротстве Хаттонов, не пришел в восторг от идеи ее отчима увеличить кредит.
— Но как же я выплачу жалованье в конце месяца? Скажите, как мне это сделать? — нападал Сэмюэль.
— У вас еще три недели в запасе. Я мог бы предложить вам заглянуть в свой портфель акций, — намекнул мистер Элдред.
— Продать мои акции?
Они покинули банк под мрачное бормотание Сэма о том, что фирма сотрудничает с этим банком тысячу лет, но где же этот банк, когда им потребовалась помощь?
Человек чести, он полагал, что жалованье должно быть выплачено любой ценой, и дал распоряжение продавать акции. К концу недели ситуация, однако, превратилась в совершенно безнадежную — когда остальные поставщики Хаттонов, испуганные банкротством, отказались снабжать Пиллингера, пока он не погасит свои долги.
Огненные письмена уже давно появились на их стене, но Сэмюэль сделал все, что было в его силах, для спасения фирмы, прежде чем признал поражение. И это было достойное поражение. К последнему дню октября, когда фирма закрылась, Сэмюэль Пиллингер продал, что только можно было продать за столь короткий срок, но не взял ни пенни себе. Он избежал банкротства и никому не остался должен.
— Мне так жаль, — тихо проговорила Элин, когда, стоя с ним и Гаем, прощалась по очереди с каждым из проходивших мимо работников фирмы.
— Мне тоже, папа, — сказал Гай. — Что мы теперь будем делать? — спросил он.
У Элин в голове вертелся тот же вопрос. Она была поражена ответом отчима. Ведь ее отчим сказал:
— Отдохнем немного, а потом начнем сначала.
— Начнем сначала?! — воскликнула она, а отец и сын обратили на нее удивленные взгляды. — У вас нет денег, чтобы начинать, Сэм! — Она пыталась открыть ему глаза. — У нас нет денег даже на жизнь… — Она замолчала — ей стало ясно, что Сэм художник, а не делец, что сын его тоже только художник, и они оба до сих пор не поняли, в каком положении оказались. Она попробовала с другой стороны: — Мне кажется, что, продав все съемное оборудование, нужно подумать о продаже печей для обжига, зданий и…