- Переманить могли, - серьёзно сказал Ворон, - силком. Знать, колдун рядом обитал. Увидал, как у вас всё хорошо, позавидовал, да и забрал ваше счастье.
- А ведь точно! - воскликнул Иван, хлопнув себя по лбу. - В соседнем подъезде бабка жила, злая такая, всё нас ребятами гоняла. Про неё говорили, что ведьма, а мы с мамой смеялись, не верили.
- И зря. Люди просто так болтать не станут, дым без огня не появляется. Вот она и приворожила вашего домовика к себе.
- А откуда же старуха о нём узнать могла? - заинтересовался Елисей.
- Кудеса - это наука, - отозвался Ворон, - как и та, благодаря коей электричество во всём царстве есть. Физика, ты баял. И волшебство тож. Кто его хорошо изучил, тот ведает всё, что рядом творится.
- Но ты же не в курсе, что у Драгомира происходит? - удивился Голоднов.
- А это потому, что там свои кудесники есть, они и ставят препоны мыслям, да и другого такого же, как сами, вмиг разглядят. Вот потому-то мне лазутчиком быть нельзя, раскусят.
- Даже в виде птицы?
- Даже так.
Воцарилась тишина, каждый молчал о своём. А Иван в недоумении спрашивал себя, почему всё, с ним происходящее кажется ему вполне нормальным, и не просто, а само собой разумеющимся. «Голдлайн», квартира, где он жил, и даже мать стали такими далёкими, точно провёл Голоднов в сказке много лет, а не сутки всего.
- Похоже, это и впрямь мой мир, - подумал он. - Всё тут родное и понятное, но в то же время загадочное и влекущее...
И не сразу уразумел, что произнёс это вслух. Собеседники обернулись и кивнули согласно. А кудесник сказал:
- Не был бы он твоим, ты б здесь не очутился. Жизнь - она такая, старается каждого на его место определить, а тот уж сам решает, оставаться ему там или нет.
При этих словах Ивану почудилось, что рядом зазвучала патетическая музыка, так величественен был момент осознания истины. Друзья, видимо, почувствовали то же самое, лица их стали серьёзны и... вдруг торжественность момента нарушила Марьюшка. Приотворив дверь, она громко позвала:
- Батюшка, мне скушно.
И, проскользнув в комнату, побежала к отцу.
- А что же тебя мамки-то не потешают? - спросил он, подхватывая дочь на руки.
- Потешают, - грустно ответила та, - да постыли мне их забавы, а ничего нового они выдумать не могут.
- Ну-ка, пошли со мной в камешки играть, - сказал Голоднов, отбирая девочку у Елисея.
Та не вырывалась, сидела спокойно, и, держа ребёнка на руках, Иван направился к выходу.
- Погуляем мы немного, ладно? - обернувшись, сказал он.
- Идите, идите, - разрешил Саша. - Про трапезу вечернюю не забудьте.
- Хорошо, - ответила за обоих Марьюшка.
Они скрылись за дверью, а кудесник, задумчиво глядя вслед, сказал:
- Никуда Ваня от судьбы своей не уйдёт. Здесь она у него, с нами рядом.
К ужину Иван с царевной вернулись весёлые, раскрасневшиеся и мокрые. Выяснилось, что Голоднов учил Марьюшку плавать в придворцовом пруду, и теперь та взахлёб рассказывала об этом отцу. Своего взрослого приятеля она ласково звала Ванечкой и льнула к нему, как к родному.
Саша с благодарностью смотрел на товарища, продолжавшего развлекать девочку. А тот с серьёзным видом ухаживал за ней за столом, подкладывая то поросёнка, то икру, и приговаривал при этом:
- Ешь, Марьюшка. Кушать надо, а то, вон, худенькая какая.
И ребёнок послушно отправлял в рот поднесённые ему кусочки, заедая их огромным ломтём хлеба.
А Иван удивлялся, что же приключилось с ним, никогда не имевшим дела с детьми. Почему эта маленькая славянка - дочь его друга разбудила в сердце такую нежность? Впрочем, это только радовало молодого человека, долгое время считавшего себя ущербным из-за неспособности полюбить.
После еды царевна потащила Голоднова в свою светлицу за книжки, но в этом виде развлечений он потерпел поражение. Читать по-старославянски Иван не умел, поэтому Марьюшка сама по слогам разбирала написанное, а он слушал и умилялся.
В таких невинных занятиях и разговорах прошла неделя, потом вторая, а от шишимор всё не было вестей. Друзья начинали тревожиться.
Недалеко от густого леса, на пустынной опушке, сливаясь с пожухлой от солнца травой, сидело издали походящее на огромный камень существо. Оно ждало, и уже давно. Наконец, вдали показалось что-то, заставившее Бабу-Ягу, а то была именно она, встрепенуться. Большая птица, подлетев, принялась описывать круги над её головой.
- Спускайся, - приказало чудовище.
Пернатая послушно сложила крылья и грянулась о землю, оборотившись человеком.