- Конечно. Войско в тридевятое королевство водил, да завернули нас сразу же, спасибо, что, вообще, отпустили. Лазутчиков засылал из дружественной нечисти, но не нашли они никого.
Саша заплакал снова. А Иван смотрел на него и Марьюшку, успокаивающую отца, и что-то в нём менялось: поднималась волна возмущения против изверга, обездолившего семью друга, а желание вернуться в привычный мир постепенно таяло.
- Так, - решительно и немного пьяно сказал он, стукнув кулаком по столу, - я останусь здесь, пока мы не отыщем твою жену и не одолеем врагов тридесятого царства. Один в поле не воин, а теперь нас будет двое...
- Трое, - прозвучал знакомый голос.
На пороге стоял Ворон.
- Трое, - повторил он, - потому что я в стороне не останусь. Давно говорил я тебе, государь Елисей, рассиживаясь, сложа руки, мы ничего не добьёмся, воевать надо.
- Так ведь ходили же в поход, и чем всё закончилось? Морок навели, закружили, да обратно и вышвырнули.
- Значит, надо план составить, всё учесть и просчитать, а не ломиться по-дурному, - горячо сказал Голоднов.
- Верно он бает, - подхватил кудесник, - только на силу надеяться нельзя, тут хитрость нужна. Давайте-ка перетрём всё тотчас...
- Нне теперь, - покачнувшись, прервал его Иван, - у меня с головой что-то... лучше завтра. Са... батюшка царь, мне бы поспать немного.
- Сейчас, сейчас, - засуетился тот и нажал кнопку под столом.
В хоромах раздался звонок, и, когда прибежала челядь, Елисей дал распоряжение приготовить опочивальню дорогому гостю. Утонув в мягкой перине, Голоднов провалился в тревожный сон.
Снилось ему, что он в своей конторе, где идёт собрание. Директор бесстрастно перечисляет фамилии тех, кто не сегодня-завтра будет уволен, и, конечно, называет Ивана. Тот выслушивает новость внешне спокойно, но внутри всё кипит, и гложет горестная мысль: «Неудачник! Вечный аутсайдер». И сразу приходит не менее безотрадная вторая: «Место-то я найду, а вот долго ли на нём продержусь?»
Вдруг дверь в турагентство открывается, и входит Саня в царском наряде и с короной на голове. Он мрачен и зол. Плюнув под ноги огорошенному иванову начальнику, Елисеев обнимает друга за плечи и говорит:
- Пойдём, Ваня, на что тебе эта работа? Великие дела впереди, без тебя нам не справиться.
Тут же оказываются они в тоннеле, который выводит обоих к синему морю. А на берегу рядом с избушкой воинство стоит. Впереди скалится, да машет мечом уродливый, бледный и прыщавый юнец с выпирающими из-под губ клыками, чуть правее громоздится металлический остов с красными глазами - Кощей, а вокруг них - то ли люди, то ли звери, не понять. И русалки из воды свистят, улюлюкают, дразнят пришедших. А царь заявляет тому молодому, что в центре стоит:
- Вот, Драгомир, противник тебе - воин великий Иван. Не одолеть вам его никому...
- Ещё один Ванька-царевич! - хохочет упырь. - Надоело уже их - Иванов на кол сажать, да в котлах варить. Этому другую казнь придумаем.
- Ах, ты, чудище безобразное, бессовестное, - говорит ему Голоднов, - не словивши ясна сокола, да кушаешь. Поглядим, чья возьмёт, выходи на битву лютую!
А сам удивляется, откуда такие слова берутся. Да и вызовом своим смелым он тоже озадачен, не голыми же руками с ратью нечисти биться. Тут выступил навстречу Кощей, схватил его железной дланью[1], сдавил так, что косточки захрустели. А не боится почему-то Иван. Легко оторвал он от себя пальцы врага, перекинул того через плечо и, раскрутив, швырнул в попятившееся войско. Более половины нелюдей снёс своим скелетом Кощей, многие больше и не поднялись.
Потом море пропало куда-то, и видит Голоднов, стоит он в лесу - в болоте. Вдруг, откуда ни возьмись, на плечо лягушка прыгнула и взговорила человеческим голосом:
- Коли хочешь знать, как о тоске-кручине забыть навсегда, с бедами да с ворогом совладать, так я тебя научу. Только сначала ты меня поцеловать должон.
Иван не то чтобы боялся земноводных, но с жабой целоваться... Помедлил он, помялся и чмокнул её в холодный рот. Тут всё, как в сказке, произошло - превратилась лягушка в девицу. Обомлел Голоднов, красота невообразимая, и потянулся к ней снова, поцеловать. А та отбивается, кричит басом:
- Ах, щучий сын, что ж ты творишь-то! Хватит ужо!
И вот тут Иван понял: что-то не так. «Я же сплю», - вспомнил он и пробудился. Над кроватью возвышался Ворон, вытирающий губы рукавом. Подскочив, Голоднов растерянно посмотрел на царского советника.
- Ворон, прости, сон мне привиделся, - смущённо оправдывался он.
- Небось, про девку красную? - с усмешкой спросил кудесник.
И, дождавшись кивка, продолжил:
- А я-то слышу - разговариваешь во сне, кричишь. Подошёл побудить, а ты меня облапил и давай расцеловывать.