Молодой человек, не зная, куда деваться, побагровел и нырнул лицом в подушку.
- Да ладно тебе, - услышал он, - всякое бывает. Кто хоть снился-то?
- Лягушка, что в царевну превратилась. А ещё Драгомир с войском.
- Так, так, - заинтересовался Ворон, - ну-ка, весь сон расскажи, похоже, вещий он у тебя.
Иван потёр лоб, вспоминая подробности, и начал повествование.
[1] Длань (устар.) - рука.
Глава 3
Внимательно выслушал Голоднова Ворон и задумался, долго молчал. А потом заговорил:
- Искал я в твоём сне, Ваня, подвох, уж больно он ясным сразу показался. Да нет в нём никакой хитрости. Твоя доля не там, где ты раньше жил, а здесь. Прославишься, как воин великий и утеху для сердца тоже тут отыщешь. Только лягушка меня смущает. Видно, усталый ты очень человек, Иван, раз жаба тебе явилась в видении, новых сил тебе нужно, очищения. А где ж ещё избавляться от скверны, как не в сказочном мире.
- Так ты понимаешь, что в сказке живёшь? - удивился собеседник.
- Конечно. Вот скажи мне, там, откуда ты пришёл, люди в птиц превращаются?
- Не видал никогда.
- О! А упыри бегают, кровь сосут?
- Может, где-нибудь они и есть, но мне не попадались.
- Коли и есть, то ведь вы их выдумкой считаете, так?
- Так.
- Ну, вот и про нас тоже, Саша баял, небылицы пишут, детишкам читают. Чем же тут не сказка?
- И ведь верно, - задумчиво произнёс Голоднов и встрепенулся. - Так ты знаешь, как Елисея зовут?
- Я Сашу сюда и привёл от дыры той. Его кручина извела, не усталость. Проявить себя хотелось, а не вышло, вот и зачах у вас там. И ты посмотри, как показался-то, у нас так просто царями не ставят.
- Даа, - вспоминая достижения Александра, протянул Иван. - Только вот жену от беды не оградил.
- Уберёг бы он её, случись противник по силам. Но Кощея голыми руками не возьмёшь, да ещё когда тот врасплох захватит. Супротив него и меч-кладенец не поможет, не зарубит, отскочит.
- А то, что в наших сказках говорится: смерть его на кончике иглы, игла в яйце, яйцо в утке...
Ворон захохотал, а успокоившись, промолвил:
- Вань, помнишь, что один ваш сказитель баял?
- Так их много - авторов. Ты о ком?
- «Сказка ложь, да в ней намёк, добрым молодцам урок». Верные слова. С любым чудовищем можно совладать, да не таким простым способом. Ты отсыпайся, ешь-пей всласть, а потом будем втроём думу думать.
И, хлопнув Голоднова по плечу, богатырь направился к двери.
- Ворон, погоди-ка, ты Пушкина-то откуда знаешь?
- Саша как-то раз сказку прочитал по памяти, я мыслил, он сам выдумал, ан нет. Великий этот Пушкин словоплётец! Спи, давай.
Он вышел, а Иван, повозившись, устроился-таки на пышной перине. Из головы его не шли слова собеседника: «Твоя доля не там, где ты раньше жил, а здесь». И казалось ему, что Ворон абсолютно прав.
Между тем в тридевятом королевстве Драгомир послов и гостей встречал. Кто только не толпился у него в сенях: князья - властители карликовых государств, подчинённых сильнейшему, нечисть всякая: волколаки, русалки-лоскотухи, трясовицы, полканы[1] и ещё много всякого недоброго.
Не имел королевич обыкновения преломлять хлеб с пришедшими, наоборот, те ему дань платили, приказы получали, низко кланялись и исчезали с глаз долой.
Сам Драгомир выглядел не таким, как привиделся Ивану. То был мужчина лет тридцати пяти-сорока видный, статный, несколько похожий на цыгана: волнистые иссиня-чёрные волосы вольно спадали ему на плечи, борода и усы того же цвета красили смуглое лицо, а бархатисто-карие глаза его оживляли. И одевался королевич богато, но, мнилось, нечто недоброе таится за этой привлекательной оболочкой. Возможно, такое впечатление возникало из-за надменного выражения и крепко сжатых злых губ или из-за грубых слов, кидаемых сквозь зубы подданным. Пугали и безжалостные приговоры, обрекавшие виновных на страшные муки.
За троном Драгомира стоял главный его союзник - Кощей, зовущийся бессмертным. Да и как убить чудовище из металла? Тонкая желтоватая кожа туго обтягивала кости, но издали казалось, что её нет совсем, драгоценные одежды свободно свисали вдоль тела от широченных плеч до самого пола, а в запавших глазницах горел неугасимый красный огонь.
Королевич принимал последних из пришедших на поклон, утомлённо откинувшись на спинку трона, когда послышался шум, и в палату ввалилось чудище огромное в лохмотьях. Нечёсаные, запутанные космы спадали на его лицо, выглядевшее так непривычно и страшно для человеческого глаза, что тот, кто потрусливее, посмотрев, умер бы на месте.
Вперёд выдавались челюсти с острыми зубами, похожими на крокодильи, огромные фасеточные[2] глаза ничего не выражали, но видели всё вокруг на триста шестьдесят градусов, хотя и глядела тварь через густую завесу волос. Голову обвивал кусок материи: то ли платок, то ли лента, тело и конечности походили на человеческие, а по некоторым признакам вверху торса становилось ясно, что это женщина.