- Ваня, ты не против? - обратился он к Голоднову.
Тот кивнул и вышел. Не понравились Ивану взгляды, которыми проводили его сельчане, и тяжёлое предчувствие, что грядёт нечто страшное и непоправимое, охватило его.
Когда послы удалились, Драгомир был мрачнее тучи. Смуглое лицо посерело, слова он цедил сквозь зубы и на расспросы, что же произошло, отвечать не хотел. Но Голоднов настаивал, и Флореску сдался.
- Ванечка, ты всё ещё бродишь по ночам? - усадив того рядом с собой, спросил он.
- Да, - откровенно сказал Иван, - случается, обнаруживаю себя то в столовой палате, то здесь - в тронной...
- И что делаешь потом?
- Ну, как что? Возвращаюсь в опочивальню и засыпаю.
- А не случалось такого, чтобы ты очнулся близ деревни или в лесу?
- Нет, никогда. Но почему ты спрашиваешь?
Драгомир надолго замолчал, обдумывая ответ.
- Видишь ли, - осторожно подбирая слова, произнёс он, - поселяне эти обсказали, что около месяца назад стали пропадать люди, и нескольких нашли в чаще... осушенными.
Голоднов недоумевающе посмотрел на Флореску и внезапно понял. У него зазвенело в ушах, словно рядом на наковальню обрушился молот, когда осознал он, в чём его обвинил самый близкий человек. Видимо, испытываемые эмоции отразились на его лице, потому что взгляд Драгомира стал испуганным, и рука, стискивающая плечо Ивана, разжалась.
- Ваня, прости, - забормотал он, - прости, но я должен знать...
Голоднов поднялся и молча пошёл к выходу. Флореску бросился вслед, но Иван остановил его взглядом.
- Если после стольких лет душевной близости, полного отсутствия тайн между нами, абсолютного доверия ты можешь меня подозревать, то мне нечего здесь делать, - резко сказал он. - Я ухожу.
- Ваня!
В голосе Драгомира звучало такое отчаяние, что Иван невольно задержался на пороге.
- Ты только что подтвердил мои опасения, - тихо произнёс королевич. - Будь ты невиновен, повёл бы себя иначе.
- Вот как?
Саркастическая ухмылка возникла на лице собеседника.
- Погоди, я разберусь с этим сам, и ты станешь стыдиться, что дурно обо мне подумал.
Махнув рукой, Голоднов вышел, и Драгомир не стал его возвращать. Закрыв лицо руками, он опустился на трон.
- Моя вина, - прошептал он подавленно. - Я создал монстра и позволил себе остаться в живых после его рождения. Я и должен всё исправить, чем скорее, тем лучше.
Выбежав из дворца, он приказал седлать коня и помчался в тридесятое царство.
Иван же, забравшись в самую глубину леса, где царил зловещий полумрак, сидел на влажном мху, раскачиваясь из стороны в сторону. Обрушившееся на него страшное обвинение так вгрызлось в сердце, что он не мог рассуждать. Гнев на Драгомира, на собственную вампирскую сущность был настолько силён, что, взвыв, Голоднов вскочил и накинулся на росшие вокруг чахлые кустики, вырывая их с корнем, а после, не в состоянии успокоиться, заметался между деревьями, колотясь головой о стволы. Измотанный и окровавленный он, наконец, рухнул без сил и затих.
Освободившись от избытка эмоций, Иван начал мыслить здраво. Всё верно, снохождения у него начались около месяца назад, когда, по словам деревенских жителей, начали исчезать люди. Да, каждый раз он приходил в себя во дворце, однако до этого мог бродить, где угодно. Правда, Иван ни разу не видел на лице следов кровавого пиршества, но ведь просыпавшийся ночью вампир мог инстинктивно избавляться от них сразу же после убийства.
И Флореску, несомненно, прав - Голоднов повёл себя подозрительно. Знающий эмоциональный склад родственника Драгомир наверняка ожидал, что тот начнёт сбивчиво и непонятно оправдываться, плакать, наконец, но не встанет в позу оскорблённой невинности, как это сделал бы Гунари или другой хитроумный упырь.
Иван живо представил, как мучается сейчас товарищ, и вдруг вскочил, осознав, на что тот может пойти, избавляя мир от порождённого им чудовища. Выход у Флореску оставался только один - уничтожить вампира, обратившего друга, то есть самого себя. Голоднов забегал кругами, охваченный ужасом. Нет, он этого не допустит, Драгомир не должен пострадать!
Стараясь унять страх, Иван постоял, опершись о ствол берёзы, и собрался уже бежать из леса, когда услышал вкрадчивый голос:
- Ну, вот мы и встретились, наконец. Как давно я этого ждал!
А королевич в это время сидел во дворце государя тридесятого царства и угрюмо молчал. Ворон же, опустив голову, раздумывал.
- Напрасно ты полагался на нас, Драгомир, - наконец, ответствовал он. - Никто: ни я, ни Саша не подымем на тебя руки. Если Иван виновен, в чём я сомневаюсь, наказание понесёт он, а не ты.
- Сомневаешься? - с надеждой спросил Флореску. - Но его поведение...