На кухне небольшая бригада официантов раскладывала по тарелкам копченую рыбу, у холодильника стояла Роза в черном библейском платке, который был ей весьма к лицу. Племянницу осаждали Джулия и Колин с расспросами о поминальной речи Одри.
— «Клан», — говорила Джулия, — что это конкретно означает? Свободную любовь или что?
— Понятия не имею, — отвечала Роза. — Спросите лучше у мамы.
Джин пришло в голову, что Одри, возможно, прячется в кабинет Джоела, украдкой раскуривая косячок.
Но в подвале она обнаружила только двух официантов: улизнув на перекур, они обсуждали работы Стивена Сондхейма.[54] Завидев Джин, парни вытянулись в профессиональной позе скорбного почтения:
— О, простите! Мы лишь…
Джин жестом прервала извинения:
— Все в порядке. Я не за вами пришла. Просто ищу кое-кого.
Она поднялась наверх и наконец увидела Одри. Та стояла у дверей в гостиную, принимая соболезнования от седовласого человека в джинсах и разноцветных подтяжках. Джин тактично дожидалась в сторонке, пока соболезнующий закончит, но Одри, заметив подругу, поманила ее пальцем, решительно отправив седого говоруна восвояси.
— Когда-то он читал прогноз погоды по ТВ, — пояснила Одри вслед говоруну, рысцой направлявшемуся в гостиную. — Думала, никогда от него не избавлюсь. — Она улыбнулась в предвкушении похвал. — И? Как, по-твоему, все прошло? Удачно, правда?
— А ты темная лошадка, — засмеялась Джин. — У меня и в мыслях не было, что ты на такое способна.
— Я до последней минуты сомневалась, хватит ли меня на все это. Мне казалось, непременно дам слабину.
— Ну, ты закатила такое представление!
Одри нахмурилась:
— Я тебя не совсем понимаю. Это было не долбаное бродвейское шоу. Это были похороны моего мужа.
Джин открыла рот, но ничего не сказала, сообразив, что времена доверительной искренности миновали. Отныне даже ей не дано будет знать, что таится за парадной внешностью счастливой предводительницы клана.
— Разумеется, — пробормотала она. — Я только… выступление на публике всегда своего рода спектакль, верно? И ты очень хорошо сказала о Беренис.
— Да, над этой частью речи я основательно поработала, — милостиво смягчилась Одри. — Хотелось выправить ситуацию. Ради Джоела.
За спиной Одри возник Майк:
— Прошу прощения за беспокойство, ма, но ты не видела Карлу? Нигде не могу ее найти.
— Наверное, плохо искал, — пожала плечами Одри.
— Я смотрел наверху и на улицу выходил. Ума не приложу, где она может быть.
— Да не волнуйся ты…
— Но это прием в память ее отца. Не могла же она взять и уйти!
Одри вздохнула:
— Не зуди, Майк. А вдруг ей вздумалось пустить слезу, вот она и спряталась. Оставь ты ее в покое.
Карла находилась в четверти мили от Перри-стрит, на станции метро «Четырнадцатая улица», где ждала поезда до Бруклина.
«Скажи, где ты, — попросил Халед, когда она позвонила ему с улицы, — и стой там, я за тобой приеду».
Но Карле не хотелось топтаться на месте, ей хотелось двигаться, повинуясь охватившему ее порыву.
— Нет, — сказала она. — Я еду к тебе.
По рельсам бежала крыса. Карла рассеянно наблюдала за ее дергаными, вкрадчивыми движениями. Как поступит Майк, когда до него наконец дойдет, что она ушла? Он не покинет прием следом за ней, в этом Карла не сомневалась. Некоторое время он будет тереться среди гостей, раздираемый презрением к вычурным друзьям семейства Литвиновых и одновременно страстным желанием быть принятым в этот волшебный круг. Но гости будут сторониться этого нелепого, угрюмого соглядатая, уклоняться от контактов с ним, бормоча извинения: мол, надо наполнить бокал, посетить ванную. Взбешенный их уклончивым поведением, Майк в итоге плюнет и отправится восвояси. Примерно час он будет трястись на поезде до Бронкса, а когда явится домой, еле сдерживая ярость и тщательно обдуманные упреки, обнаружит, что в квартире никого нет…
54
Стивен Сондхейм (1930) — сценарист и музыкант, автор мюзиклов, принесших ему многочисленные награды и премии.