— В определенных ситуациях, — говорил Джоел, — люди начинают чувствовать, что мирные методы борьбы более не эффективны и что они обязаны совершить переход к насильственным действиям. — Обмакнув куски белого хлеба в миску с яйцами, он бросил их на раскаленную сковородку.
Ленни почти не слушал отца, он лениво кружил вокруг стола, будто скучающий домашний зверек, изредка останавливаясь, чтобы погладить волосы Розы.
Девочки сидели как завороженные.
— Они что, убивали людей? — спросила Карла.
— Да, иногда они даже убивали людей…
Тут Ленни изобразил, будто прошивает Джоела автоматной очередью: «тых-тых-тых».
— Прекрати, — сухо сказал Джоел.
Бросив на отца грустный взгляд из-под длинных девчачьих ресниц, Ленни подчинился.
— Однако, — Джоел снова заговорил тоном благодушного наставника, — факты всемирной истории свидетельствуют, что у вооруженного восстания нередко имелись совершенно законные основания. — Он поставил тарелку с гренками на стол, и дети принялись за еду. — На самом деле, нашей родины, Соединенных Штатов, не было бы без вооруженной борьбы. Людям надоело жить под гнетом британского короля…
— Шалтая-Болтая, — мечтательно произнес Ленни; Джоел его проигнорировал.
— Георга III, — вставила Роза.
— Точно, золотце, — улыбнулся Джоел. — Вот народ и принялся отстреливать британских солдат по всей стране, от Лексингтона до Конкорда…
Карла, лихорадочно соображавшая, чем бы отличиться, выпалила:
— Сначала парламент, потом налоги![20]
Но Джоел пропустил это мимо ушей. Он смотрел на Ленни, который, притворяясь раненым британским солдатом, в театральной агонии сползал на пол.
— Ради бога, — крикнул Джоел, — сядь! И попробуй хоть десять минут вести себя не как идиот!
Ленни поднялся и угрюмо сел за стол. Джоел гневно взирал на сына:
— Почему ты всегда валяешь дурака?
Эти стычки пугали Карлу, и, чтобы отвлечь отца, она сделала вид, будто ей что-то непонятно:
— Значит… значит… иногда убивать людей — это нормально, да, папа?
Вопрос заставил Джоела вздрогнуть.
— Нет, Карла, это всегда не «нормально». Это ужасное и очень серьезное решение, но в некоторых случаях оправданное. Если ты заглянешь в историю, то увидишь, что людей, сражавшихся за свои права, часто называли террористами, партизанами, да и как только не называли. Но если они добивались успеха — если они побеждали в борьбе с угнетателями, — их провозглашали национальными героями, им передавали бразды правления.
— Как сионистам, которые основали Израиль, — сказала Роза.
Джоел кивнул:
— Умница. Очень хороший пример.
Ленни выскользнул из кухни. Карла знала, куда лежит его путь воскресным утром, — в комнату Одри. Она представила: вот он открывает дверь материнской спальни, забирается на высокую кровать, устраивается в теплой вмятине, оставленной телом Джоела. Как же она завидовала равнодушию брата к отцовским назиданиям — его нежеланию участвовать в соревновании за родительскую благосклонность!
— Карла, — раздался вдруг окрик Джоела, — что ты делаешь? — Потянувшись было к тарелке за последним гренком, Карла отдернула руку. Джоел улыбнулся, пытаясь смягчить упрек. — По-моему, золотце, тебе уже хватит.
Карла положила вилку и покаянно уставилась в пол.
Майк был уже на финишной прямой, он скрипел зубами, раздувал ноздри. Спохватившись, Карла открыла рот с намерением издать подбадривающий стон, но в этот момент Майк замер и с коротким сердитым «уф!» обмяк — отработал свое. Карла лежала не шевелясь, отмечая знакомые признаки финала. Вот теплое становится холодным, опухшее съеживается; с едва различимым влажным хлюпом Майк выскользнул из нее.
До начала курса лечения Карле на этом этапе полагалось встать и принести теплое полотенце (Майк любил, чтобы его вытирали и освежали перед сном), но теперь ее избавили от этой обязанности. Майк сам отправился за полотенцем, оставив Карлу лежать, задрав ноги; в такой позе она должна была провести двадцать минут, привлекая на подмогу силу тяжести. Майк вычитал об этом методе в какой-то книжке и немедленно взял его на вооружение. Карла не особенно верила в полезность задранных ног, но, будучи слабым звеном в деле оплодотворения, не чувствовала себя вправе оспаривать идеи мужа, сколь бы вздорными они ни были.
20
Под этим лозунгом в 1763–1776 гг. население британских колоний требовало представительства в британском парламенте. Позднее лозунг использовался различными политическими группами.