С е н - С и м о н. А, Проспер, здравствуйте! Вы снова здесь…
П р о с п е р. Месье Сен-Симон, вот десять франков, которые вы мне вчера дали. По счастью, я не успел их потратить… Верните мне мои башмаки.
С е н - С и м о н. Как? Вы ведь взяли деньги, чтобы вызвать врача… Ах, я понял, вашей жене стало легче. Она поправляется…
П р о с п е р. Да не стало ей легче… Наоборот, хуже ей…
С е н - С и м о н. Так почему же вы хотите вернуть ломбарду деньги, Проспер? Идите за врачом.
П р о с п е р. Там… на улице Мортье наши строят баррикаду…
С е н - С и м о н. Что? Баррикаду?
П р о с п е р. Ну да. Я тоже иду. А босиком много не навоюешь… Вот и нужны башмаки, месье Сен-Симон.
С е н - С и м о н (в волнении выходит из-за конторки). Опять кровь? Разве мало ее было пролито? А что от этого получили вы, рабочие? Много ли выиграла ваша семья, Проспер, от того, что ваш отец сложил голову в годы революции? Не надо новой крови, Проспер… Вспомните о своей жене, о детях…
П р о с п е р. Я потому, и иду на баррикаду, что помню о них.
С е н - С и м о н. Я знаю, пролетарии живут тяжело… Но сейчас ведь не старые варварские времена, когда все споры решались кровью… Мы живем в девятнадцатом веке! Сейчас и пролетарии и предприниматели достаточно просвещены, чтобы понять простую истину: надо создавать, а не разрушать…
П р о с п е р. Мы бы и рады поверить вам, месье Сен-Симон… Только вот удастся ли вам убедить наших хозяев, чтобы они добровольно выполнили наши требования…
С е н - С и м о н. Я долгие годы верил в то, что удастся… Я еще не теряю надежды…
П р о с п е р. А мы ее уже потеряли, месье Сен-Симон. Умирать никому из нас не хочется. Убивать тоже.
С е н - С и м о н. Тем более, Проспер. Не надо больше крови. Не ходите на баррикаду.
П р о с п е р. Там мои товарищи…
С е н - С и м о н. Понимаю. Я не учу вас быть трусом. Поверьте, Проспер, я сам не трус. Я с семнадцати лет воевал… Во Франции, в Голландии, в Америке… Был много раз ранен, награжден за смелость. (Открывает ящик конторки и вынимает пистолет.) Этот пистолет — свидетель сражения при Йорктауне… Я первый вскочил тогда на бруствер, обороняемый англичанами, и увлек за собой американцев, сражавшихся за свободу…
П р о с п е р. Как жаль, что вы не с нами, месье Сен-Симон. У нас мало умелых военачальников.
С е н - С и м о н. Не с вами?! Вы не правы, Проспер!.. Я с вами всей душой. Я потратил жизнь, чтобы разработать принципы справедливого общества. Но я убежден, что путь к этому лежит через взаимопонимание. Я не боюсь смерти, Проспер. Но пойти против своих убеждений — страшнее.
П р о с п е р. Это верно, месье Сен-Симон… Вот и я не могу не пойти на баррикаду… Так что верните мне мои башмаки…
Сен-Симон достает башмаки и протягивает их Просперу. Тот надевает их.
…Вот теперь можно идти.
С е н - С и м о н. Желаю вам удачи, Проспер.
П р о с п е р. Спасибо, месье Сен-Симон… Жаль, что вы не с нами… (Уходит.)
С е н - С и м о н. «Жаль, что вы не с нами…» Ну почему?.. Почему меня никто не хочет понять?! Пропала жизнь. (Берет в руки пистолет, взводит курок и подносит пистолет к виску.) Дрожит рука… Нет, я не трус… Рука дрожит от слабости… Пропала жизнь.
Выстрел.
Возникает Николай I с теми же двумя генералами. Каждый из них докладывает, глядя в свой реестр.
П е р в ы й г е н е р а л. Подполковник Михаил Лунин — один из зачинщиков декабрьского мятежа на Сенатской площади. Свободомыслия набрался еще в Париже, где имел личные сношения с возмутителем умов Сен-Симоном.
Н и к о л а й. В каторгу. Бессрочно.
В т о р о й г е н е р а л. Полковник Пестель. Один из главарей всего бунта… Сочинил республиканскую конституцию для России. Находится под влиянием идей того же Сен-Симона.
Н и к о л а й. Повесить!
П е р в ы й г е н е р а л. Чаадаев, Петр, дворянин… Впал в философические умствования. Проповедует взгляды Сен-Симона и такого же подстрекателя — Фурье.
Н и к о л а й. Объявить сумасшедшим.
В т о р о й г е н е р а л. Шевченко, Тарас Григорьев, малоросс. Поэт и художник. Образ мыслей вольнодумный, в духе того же бунтовщика Фурье.
Н и к о л а й. Сдать в солдаты, рядовым. Писать и рисовать запретить!
П е р в ы й г е н е р а л. Дворянин Петрашевский, а с ним и другие лица — в том числе военный инженер в отставке Достоевский Федор, а кроме того, канцелярист военного министерства Салтыков — исповедуют и распространяют идеи того же Фурье.