— Все говорят, да все за ней бегают. Ну да ладно. Неважно. Короче, знаешь, да?
— Да.
— Хорошо. Теперь слушай. Ты можешь сделать для меня одну вещь?
— Конечно! — радостно воскликнул Виталик.
Лучезарная улыбка засветилась на его лице. Конечно, он выполнит любое ее желание! Он весь обратился в слух.
— Виталик, — продолжала она. — Пригласи Галочку на свидание.
Улыбка молодого графа погасла так же мгновенно, как и зажглась.
— Зачем это, Аллочка? — уныло спросил он.
— Нужно, Виталик. Для меня. Пожалуйста. Я тебе сейчас телефончик дам. Позвонишь, скажешь там, что ты от нее без ума… ну, это ты умеешь. И пригласишь сегодня встретиться, сходить куда-нибудь. Или в гости напросишься — она одна живет. В общем — смотри сам. Здесь даю тебе полную свободу. Не волнуйся, все это только на один раз, если, конечно, тебе не понравится. Ну, понял? Запоминай телефон. — Она несколько раз повторила номер телефона подруги. — Запомнил?
— Запомнил, — растерянно сказал он и повторил названные цифры.
— Молодец. Теперь послушай еще. Ты сейчас же, в течение часа, позвонишь ей и сделаешь все, о чем мы договорились.
— Но зачем, Аллочка, милая, зачем?
— Для меня, милый, для меня, — хитро улыбнувшись, сказала Аллочка.
Виталик пробормотал что-то невнятное.
— Через три дня я уезжаю, — вдруг сказал он.
— Уезжаешь? — равнодушно спросила она. — Куда?
— У меня практика. Курсовая. Целый месяц.
— Так куда же ты едешь?
— В Ялту.
— Ну конечно! Куда же еще посылают на практику богатеньких сынков. Странно, что не в Монте-Карло.
— Придешь меня провожать? — спросил он, всем своим видом показывая, что ее отказ для него будет невыносим.
— Выполнишь мою просьбу — приду, — пообещала она.
— Выполню обязательно. Раз тебе хочется… Только…
— Что только?
— Только, может быть, позже. А сейчас погуляем?
— Выполнишь, тогда и погуляем. Помни, меньше часа тебе осталось. Пока не поздно, беги, звони.
— Ладно, бегу…
— Когда ты уезжаешь?
— В пятницу. Вечером.
— Хорошо. В пятницу, в два часа буду ждать тебя на Арбате, напротив ресторана «Прага». Только не откладывай. Сейчас же ей позвони.
— А если…
— Что если?
— Если она не захочет со мной встречаться?
— Постарайся, чтобы захотела. Впрочем, это уже не твоя забота. Все, спеши, а то будет поздно.
— Бегу, бегу. Пока, Аллочка!
— Пока, пока. — Она подняла голову и подставила ему щечку.
Он робко поцеловал ее, затем повернулся и очень быстро пошел, почти побежал к ближайшему телефонному автомату.
— Неужели она оставит сегодня Сержа ради этого страуса благородных кровей? — спросила сама себя Аллочка и совершенно довольная своей выдумкой пошла обратно по улице вверх.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
В КРЕМЛЕ С УТРА ПОРАНЬШЕ
Известие о смерти Даши Лесковой моментально разлетелось по всему городу. Газетчики старались один пуще другого, расписывая гибель выдающейся поэтессы, возвещали об утрате «великого таланта», «о невосполнимой потере нации». В последующие два дня журналы напечатали почти все ее стихи. Корифеи литературной критики так же увидели в них великое дарование и не скупились на похвалы и любезности. Было множество выступлений по радио и телевидению. Похороны известной теперь поэтессы были назначены на третий день после ее смерти, а пока гроб с телом перевезли в клуб «Возрожденный Пегас», где был открыт к нему доступ для прощания.
Утром в день похорон Дмитрий Васильевич Савельев появился в канцелярии значительно раньше обычного. Настроение генерал-губернатора было прескверным. Интуиция и огромный жизненный опыт говорили ему, что день грядущий не принесет ничего хорошего. К тому же предчувствия господина Савельева подтверждались сведениями из довольно компетентных источников и откровенной ехидной трескотней, раздуваемой прессой так называемой оппозиции по поводу гибели «этой несчастной девушки». Не было ни малейшего сомнения в том, что вся эта похоронная кампания будет использована в каких-то мерзких политических целях и может послужить поводом даже для серьезных беспорядков в городе.
«Нужно все снова поворачивать вспять, — бегло проглядывая вечерние газеты, размышлял господин Савельев. — Все запретить. Никаких сборищ, никаких выступлений, никаких свободных газет, никакой оппозиции. Все под цензуру и контроль. Свобода только портит людей. Особенно у нас, в России, где каждый третий не ведает, что творит. Дай им еще немного этой свободы, и они растерзают друг друга. Да и что такое их свобода вообще? Человек не становится свободным оттого, что ходит на всякие собрания и орет все, что ему вздумается. Мирские соблазны — вот главная цепь. Вот что держит в кандалах каждого из нас. Мерзкие потребности материи. Даже монах должен пить, есть, заботиться о себе и прочее. А тут еще дом, семья, служба. Задурманивание мозгов. Политика. Какая уж тут свобода… Здесь нужны только жесткие меры и железная власть. Жаль, что эти проклятые похороны поздно уже отменить».