- Его освободят, и вы вернетесь в Арамур. Я не могу рисковать, казнив его или посадив в тюрьму. Он это знает, как знает и твой дед. Именно поэтому он согласился давать показания. Если я попытаюсь причинить ему вред, это только ускорит осуществление планов Гэйла, дав ему повод противостоять мне. Политика, юный Лет. Это искусство.
Он взял еще одну конфету.
- У меня такое чувство, будто я запутался в паутине, - сказал Алазариан. - Словно я в ловушке.
- Мне это чувство знакомо, - откликнулся Бьяджио. - Но ты не в ловушке, Алазариан Лет, и я тоже. Пришло тебе время узнать, что такое судьба. Судьба существует для слабых. Сильные сами строят свою жизнь. И я спрашиваю тебя: чего ты хочешь - плыть на плоту, глядя, куда несет тебя течение, или быть сильным и отрастить крылья?
Алазариан уже принял решение. Он принял его месяц назад, у постели умирающей матери, когда пообещал искать объяснение тому, зачем он получил свой дар. Элрад Лет может считать его трусом, но император Бьяджио избрал его для выполнения удивительной задачи. По крайней мере, в глазах Бьяджио Алазариан имеет ценность.
- Пишите свое письмо, государь, - сказал он. - Я его доставлю.
5
Шайе был всего двадцать один год, но она уже привыкла к трудностям. В последние годы быть лиссцем означало идти на жертвы и служить. Все лиссцы посвящали себя защите родины, все знали, что за свободу надо сражаться, что ее надо отвоевывать. Шайе не нравилась жизнь моряка. Она была молода и томилась по тому, чего жаждут все девушки: мужская ласка, надежный дом, здоровые дети. Но при этом Шайа постарела душой. Когда она понадобилась родине, то охотно обменяла свою юность на служение. Это было уже больше года назад. И за это время Лисс сбросил с себя цепи империи, одержав множество побед над своим мощным противником. Лиссцы даже завоевали Кроут, родину императора Бьяджио, и с момента вторжения удерживали остров. Это было самым ярким моментом военной карьеры Шайи. Она обучалась у Ричиуса Вэнтрана, Нарского Шакала, готовясь высадиться на остров и захватить его. Она хорошо и с честью служила в пехоте, но теперь ее повысили. Наконец-то она оказалась в море. Как подобает настоящему лиссцу.
Сидя на топе мачты, Шайа смотрела на звезды. Ночь была ясная, ветер сладкий. "Огненный дракон" шел круто к ветру, и потоки воздуха ударяли в лицо, отбрасывая назад золотые волосы Шайи. Впереди была непроглядная тьма. На нижних палубах лениво шевелились матросы. Час был поздний, и ее товарищи по команде почти все уже спали. Несколько ламп освещали бак и штурвал, за которым стоял друг Шайи Джиджис. Шайа не смотрела вниз: завороженная звездным ковром, впередсмотрящая "Огненного дракона" впала в мирное забытье. Корабль находился как раз под Малым Львом, созвездием, которое указывало путь на север, к опасным водам близ Черного Города. В нарской столице находился центр деятельности флота, и "Огненному дракону" было поручено патрулировать эти воды, стараться держаться на безопасном расстоянии и докладывать на Кроут о скоплении кораблей. Это была опасная задача: маленькая шхуна действовала одна, ей никто не мог оказать поддержку. Лисс все еще не оправился после десятилетней блокады и имел слишком мало кораблей, так что контролировать такое огромное водное пространство было сложно. Шхуны были нужны и для множества других задач. Родным островам они требовались для обороны. Королеве Джелене они нужны были на Кроуте, чтобы обеспечивать ее не слишком надежную власть на острове. Бои у побережья Казархуна требовали судов - десятки кораблей. И все это сводилось к одному неизбежному факту в жизни Шайи и ее товарищей: "Огненный дракон" оставался в одиночестве.
Шайа плотнее закуталась в одеяло. В этих северных водах было очень холодно. Ей непонятно было, как нарцы выносят такой холод. Однако ответ был очевиден: нарцы были холоднокровными тварями - и тепло, будь оно солнечным или исходящим из сердца теплом человеческих отношений, не имело для них смысла. Шайа снова посмотрела на рассыпанные звезды Малого Льва и вздохнула. В такие ночи она тосковала по Лиссу. Но ее родители уже умерли. И ребенка, которого она вынашивала девять месяцев, отняли нарцы - и утопили его. Боль ожесточила Шайю. Она была полна решимости снова, сделать Лисс сильным. Как и ее товарищи, она лишилась из-за имперских дьяволов большого куска жизни и была намерена построить лучшее будущее. Изнасилованный Лисс так когда-то называли ее родину. Но теперь нарцы стали называть ее Ужасающим Лиссом - и это наименование доставляло Шайе удовольствие.
- Лиан, - прошептала она, глядя на звезды, - мы за тебя отомстили.
При мысли об убитом младенце Шайе стало тоскливо. Возможно, он где-то там, высоко, и смотрит сейчас на нее. Нравится ли ему, что его мать превратилась в такую тигрицу? Шайа устремила взгляд на чернильно-черные воды. Люди провели в море уже несколько недель, и с момента отплытия с Кроута им не встретилось ни одного дредноута. Шайа гадала, не ошиблась ли ее королева в своих подозрениях. Джелена и ее советники считали, что нарцы попытаются отвоевать Кроут. Пока контратаки все не было. На Кроуте было пугающе тихо, и Шайе казалось, что это молчание раздражает Джелену.
Шайа расслабилась. Этой ночью она будет сидеть на топе в своем одеяле, любоваться небом, жевать сухари и время от времени кричать вниз: "Все спокойно!" И что самое приятное, никто ее не побеспокоит, пока не кончится вахта. А потом можно будет поспать. Шайа зевнула, борясь с желанием закрыть глаза. Качка и скрип такелажа словно сговорились ее убаюкать. Но прежде чем она снова зевнула, на горизонте что-то сверкнуло.
У Шайи заколотилось сердце.
- Что?..
Ее взгляд устремился к горизонту, к чему-то, что под покровом тьмы казалось почти невидимым. Однако это что-то двигалось вместе с волнами и появлялось на каждом гребне. Шайа быстро поняла, что это фонарь на корабле. Она поспешно достала подзорную трубу и поднесла ее к глазу. Оптика показала характерный силуэт дредноута, едва заметный на темном горизонте. Через секунду там появился еще один силуэт, потом - еще один, и Шайа с ужасающей уверенностью поняла, что дредноуты стремительно приближаются.
- Тревога! Тревога! - закричала она, разрушив ночную тишину. - Прямо по курсу корабли!
* * *
Адмирал Данар Никабар лежал на своей койке и тяжело дышал. Он только что завершил процедуру и остался без сил. Рядом с его постелью стоял металлический аппарат с множеством трубок и подпорок. На одном кольце был закреплен перевернутый сосуд, в котором осталось всего несколько голубых капель продлевающего жизнь снадобья. Никабар сотрясался под действием распространяющегося по его сосудам наркотика. Сгибая руку, он прогнал по венам остатки жидкости. Все конечности словно пылали после странной метаморфозы. Однако Данар Никабар привык к боли и принимал ее с радостью. В некоем вполне реальном смысле она делала его бессмертным.
Час был поздний, и Никабар был у себя в каюте один. Он всегда проводил эту процедуру в одиночестве. Никто, даже его доверенный капитан Бласко, никогда не присутствовал при его еженедельном возрождении. Этим вечером Никабар рано ушел с палубы "Бесстрашного" к себе, чтобы изучить карты, разложенные на простом столе. Нарские картографы не имели себе равных, но их карты были далеки от идеала. Сотня Островов Лисса были представлена сильно приблизительно: эти участки карт были полны догадок и неточностей. Для Никабара они были почти бесполезны. Хотя он уже двенадцать лет воевал с лиссцами, ему по-прежнему почти ничего не было известно о внутренних проливах. Неподвижно лежа на койке, Никабар гадал, вызвана его головная боль снадобьем или нескончаемыми тревогами войны с Л несом.
Адмирал открыл глаза. Он уже пришел в себя - или почти. Он извлек из руки серебряную иглу. Из крошечного отверстия показалась капелька крови. Никабар с любопытством ее рассматривал, гадая, как действует составленное Бовейдином снадобье. Даже по прошествии стольких лет снадобье оставалось для него тайной. Голова еще слегка кружилась, поэтому он медленно сел и спустил ноги на пол. В иллюминатор каюты виднелся фонарь сопровождающего фрегата, "Зловещего". Никабар нахмурился. Капитан Лраго подошел чересчур близко.