Хотели уже расходиться. Но престарелый отец Андрей, поглядев строго на своих прихожан, сказал:
— А сироты как же? Тут у могилы и обсудим: душевнее выйдет.
— Дело такое, так-то оно так, — раздались нерешительные голоса.
— Я бы их взял к себе, — снова сказал отец Андрей, заметив общую нерешительность, — так и думал сначала, да ведь, сами знаете, один-одинешенек я: и за мной-то некому поглядеть, кто же за ними присмотрит? А ведь Петю пора в школу отдавать, да и Машу, а малец Федя — за ним глаз да глаз нужен. Православные, может, кто из вас возьмет их к себе, а другие помогут? Я сам хоть половину за них готов вносить.
Наступило долгое, томительное молчание. Никто не решался брать сирот.
— Православные! — вновь заговорил отец Андрей. — Я готов все вносить, что потратите на сирот, вы их хоть по одному разберите. Хотя и нехорошо сиротам по разным углам расти.
Толпа смягчилась. Послышались глухие, сдержанные голоса:
— Дело известное: сиротская доля. Только и сами не в тепле живем. Дяде Терентию отдать — они с покойным Прокофием дружбу водили. К тому же Терентий Васильевич собственных детей не имеет.
Отец Андрей поднял глаза на Значкова. Тот стоял, густо покраснев, понурив голову.
— Знай, Терентий Васильевич, — сказал батюшка, — доброе дело никогда не забывается Богом, и Он достойно вознаградит тебя за твое милосердие. Немало у тебя и так расходов, только верь, что на лишний роток тебе пошлет Господь и лишний кусок.
Терентий подумал.
— Ладно, — сказал он, — благословите, батюшка, на доброе дело, а вы, детки, ступайте за мной.
Прошло двадцать пять лет.
Пылаево. Ясный летний день. Все поселяне в праздничных одеждах высыпали за околицу встречать новоназначенного в местную епархию Преосвященного Павла, того самого Петюшку, которого двадцать пять лет назад приютил у себя Терентий Значков.
В числе встречавших был и Терентий, маститый старик. Он стоял в стороне от других, вместе с молодым господином и барышней. Этот господин был местный доктор, родной брат Преосвященного Павла, прежний Федя. А барышня, местная учительница, была их сестра, прежняя Маша.
Сложилось все это постепенно, само собой. Терентий, взявший сирот к себе, привязался к ним так, как только может привязаться к детям человек, у которого их никогда не было. Жена Терентия окружила их материнской заботой и лаской, стараясь смягчить их сиротскую долю.
Когда Петюшка окончил сельскую школу, Терентий хотел приобщить его к торговому делу и со временем сделать помощником в своих делах. Но отец Андрей настоял, чтобы мальчика отдали в духовное училище, а через два года и Машутка была помещена в епархиальное училище.
Выдающиеся успехи Петюшки скоро заставили о нем говорить. До этого не дожил отец Андрей: добрый старик умер год спустя после поступления мальчика в училище. Но зато Терентий и его жена были полны радости, что их воспитанник выйдет когда-нибудь в люди.
Под влиянием успехов старшего мальчика Терентий решил отдать и подросшего Федю в город, только не в духовное училище, а в гимназию, куда больше всего стремился мальчик.
Годы шли, а с ними менялась и жизнь пылаевцев. Умерли многие старики, провожавшие в могилу Анфису, умерла жена Терентия, и только он один остался, как будто затем, чтобы увидеть плоды своего благого дела. И они созрели, эти плоды.
После семинарии Петюшку отправили за казенный счет в Духовную академию, в которой он принял монашество. Теперь он епископ и едет руководить родной епархией.
Машутка по окончании училища решила стать учительницей в родном селе и так и осталась в нем. Федя окончил медицинский факультет университета и также посвятил себя родному краю, он был назначен земским врачом в Пылаево и окрестные села.
Сироты, вскормленные деревней, вернулись в родные места, чтобы послужить народу. Это ощущали все собравшиеся и в особенности сам Терентий. Осанистый, весь в сединах, он то гордо осматривался кругом, то напряженно глядел в даль, где терялась в изгибах лента дороги.
Едет!
Тихо стало в толпе. Приосанился, побледнел Терентий Васильевич. Как только карета остановилась у околицы, он, сняв картуз, степенно подошел под благословение владыки.
Тот благословил, а затем вдруг наклонился и сам поцеловал руку растерявшемуся старику.
Когда пылаевцы стали подходить под благословение владыки, они заметили на его глазах слезы радости и благодарности.
Провидец юродивый
Улицы Вологды запружены народом. Все стараются протиснуться к гробу Николая Матвеевича Рынина, юродивого, в прозорливость которого верили многие. В толпе слышатся крики бесноватых, с пеной у рта катающихся по земле, раздаются рыдания и вопли.