Наступил следующий день. К удивлению, Илья был еще жив, но состояние его здоровья не изменилось. Я с причтом прибыл в дом больного, захватив из церкви икону Скорбящей Божией Матери.
Кроме семейных и родных, участвовать в молебне пожелали соседи и знакомые больного.
— Молись и ты, несчастный страдалец, — обратился я к больному. — Молись мысленно. — Мне хотелось хоть как-то убедиться в том, что больной в сознании, и вызвать его к деятельному участию во внутренней молитве. Я не ошибся. Что-то заискрилось в его неподвижном взоре. Блеснула слеза, за ней другая, третья, и целый град их потоком полился из глаз и оросил изможденное лицо страдальца.
— Добрый признак. Господи, благослови! — воскликнул я и осенил себя крестным знамением.
Перекрестились и все.
— Благословен Бог наш, — начал я.
Последовало Молебное пение, которое сегодня отличалось особенной выразительностью. Отпели уже большую часть. Прочитано было Евангелие, прикладывая которое к устам больного, я заметил, что с ним делается что-то необыкновенное: цвет лица стал нормальным, конвульсии стихли, сердцебиение усилилось, дыхание стало глубоким, — кровообращение, видимо, восстанавливалось. Все это произошло очень быстро.
Я как-то невольно, но и совершенно сознательно, громко воскликнул:
— Веруем, Господи! Помоги!
Кончался молебен. Еще раз преклонили колени при чтении заключительной молитвы о больном. Осеняя крестом больного, я приветствовал его выражением благопожелания. И вдруг — о, дивное чудо! Уста больного раскрылись и произнесли слова благодарности Богу:
— Слава Тебе, Господи! Благодарю Тебя, Отец Небесный! — внятно сказал он, и осенил себя крестным знамением.
Трепет объял всех. Прошло несколько минут. Народ заволновался и сомкнулся вокруг постели больного. Всем хотелось поближе видеть ожившего, слышать его слова и убедиться в исцелении.
Илья, хотя и слабым голосом, начал беседовать с окружающими, — и затем, движимый чувством благодарности к Богу, дал обет пожертвовать посильную лепту на украшение храма, помочь одному очень бедному семейству материальным приношением и отправиться в Киев на поклонение святым мощам.
Что-то еще сказав, больной устал. Народ стал расходиться: отбыл со своим причтом и я, занятый размышлением о знаменательной повести Ильи и его чудесного исцеления.
Проходит три дня.
Я заехал в приход, где живет Полников Илья. Захожу к нему в дом и застаю Илью за работой у столярного верстака.
— Здорово, Илья. Ты ли это, воскресший из мертвых?
— А кто ж? Известно, я, — с улыбкой отвечал мне Полников. — Другого Ильи у нас в семействе нет. — И, приняв благословение, Илья порадовал меня, что он теперь совершенно здоров. И, действительно, свежесть его лица, бодрость и светлая улыбка, подтверждали его слова.
— Ну, и слава Богу, — говорю, — поблагодари теперь Господа за оказанную Им милость: в следующий субботний или воскресный день возьми да и отслужи благодарственный Богу молебен; да не забудь исполнить свои обещания.
— Забыть? Как это можно? Кто Бога забывает, того и Бог не милует, — сказал Илья.
— Ладно, коли знаешь. После этого мне одно только и остается напомнить тебе: не исполняющий должного заведомо ответствует перед Богом больше, чем не исполняющий по неведению.
Расстался я с Ильей и с тех пор долго не видался с ним.
А Полников забыл и про свои обеты, и про молебен.
Наступает Пасха. Встретил я Илью, напоминаю ему о его нравственном долге, но так как времени для объяснений было мало, не добился от Полникова никакого определенного ответа. Месяца два или три спустя снова вижусь с Полниковым и опять спрашиваю:
— Послушай, — говорю, — Илья. Прошло много времени, и ты не только не исполнил своих обетов, но не озаботился даже отслужить благодарственного молебна за свое исцеление. Как-то стыдно и даже страшно становится за тебя. Ведь ты сам же говорил: «Кто Бога забывает, того и Бог не милует». Положим, что Бог несказанно милосерден, в чем ты имел уже случай убедиться. Но Он и строго справедлив.
— Знаю, батюшка. Все мы под Богом ходим, да вот все не справлюсь как-то. То одно, то другое, — отговаривался Илья.
— Что касается недостатков твоих, то это неверно: ты ведь не из последних, не бедняк, а слово «недосуга» — пустая отговорка, по нашим житейским суетам, пожалуй, и умирать некогда, а ведь приходится же, рассуждал ли ты о недосугах, когда лежал на краю могилы?