Жена стала укорять его за неповинного старца. Тогда он приказал позвать к себе Даниила и попросил у него прощения — и после этого выздоровел и начал уважать старца.
А когда пристав с кучером сбились с дороги и попали в буран, то он опять заочно попросил прощения у старца, обещая отпустить его — и они вдруг очутились рядом с дорогой и были спасены.
Пристав написал губернатору, что Даниил не способен к работе, и отпустил его на волю.
Старец переселился в Ачинск и построил себе маленькую келью. Потом переселился в дом купца Хворостова, где также поставил келью, в которой двоим нельзя было поместиться.
Он трудился: по ночам копал в огородах, чтобы его не видели за делом, косил и жал в поле до изнеможения, немного отдыхал и обедал хлебом с водой. Перед тем как поесть, он под пояс забивал деревянный клин, чтобы меньше помещалось.
В последние годы он жил в деревне Зерцалы у крестьянина, и здесь келья его была настоящим гробом. В своей келье он мог поместиться только стоя на коленях для молитвы. Окошко — в медный гривенник. Эта келья, говорят, сохранилась. Даниил более двадцати лет носил тяжелые железные вериги и берестовый пояс, который уже врос в его тело. С ним его и похоронили. Еще он носил на теле железный обруч.
Вериги Даниил незадолго до смерти с себя снял, объяснив это так:
— Любезный брат, потому я снял с себя вериги, что они не стали уже приносить мне пользы: тело мое так к ним привыкло, что отнюдь не чувствует тяжести.
Тело его было как восковое, лицо приятное и веселое, с легким румянцем. Он постоянно постился, исповедовался и причащался Святых Тайн.
Даниил никогда ни от кого не принимал денег. Преосвященный Михаил Иркутский, зная это, но желая передать ему хоть какую-нибудь сумму, посетил Даниила и просил проводить его, и когда они вошли на паром, то Преосвященный вручил старцу просфору. Тот же, не принимая просфоры из рук владыки, отломил от нее верхнюю часть и сказал:
— Владыко святой, мы ее с тобой разделим пополам: верхнюю часть мне, а нижнюю тебе.
Владыка удивился прозорливости Даниила и, поклонившись ему до земли, сказал:
— Прости меня, брат Даниил.
В нижней части просфоры владыка спрятал пятирублевую ассигнацию, что, однако, не скрылось от старца.
О прозорливости старца Даниила известно много, вот один из примеров.
Прибыв в Ачинск, он случайно познакомился с одной семьей. Он сказал хозяйке, что ей уготовано черное покрывало, что у нее будет монастырь и церковь богатая. Муж этой особы умер, и она решила, о чем никогда не думала, идти в монастырь. И спросила — в какой: Иркутский или Енисейский? «Поезжай в Иркутский, будешь и в Енисейском». И действительно, поступив в Иркутский монастырь, она была назначена игуменьей в Енисейский монастырь.
Она и пригласила старца Даниила в свой монастырь, где он предал Богу душу.
Безвестный пустынник
Жил у нас в селе благочестивый мещанин Егорыч. Он любил меня за то, что я, восьмилетний мальчик, рассказывал ему то, что выучил из Священной истории и житий святых. За нашим селом начинался дремучий бор, и мы часто с Егорычем ходили в лес по грибы и ягоды.
Лето было засушливое, но Егорыч думал, что в самой глубине нашего бора должны были все-таки уродиться грибы.
Как-то раз рано утром он зашел за мной, чтобы вместе идти в лес. Шли мы очень долго и забрели в такую чащу, где, казалось, никогда не ступала нога человека. И точно, там оказались грузди.
Мы стали их собирать и немного разошлись в разные стороны. Оглядываюсь — нет Егорыча. Вдруг слышу:
— Ау!
Я побежал на голос и вижу: стоит Егорыч и манит меня.
Подошел к нему, вижу: стоит он на краю глубокого оврага, показывает мне вниз и говорит шепотом:
— Смотри и молчи.
На дне оврага струился ручей, а на берегу виднелся пригорок, а в нем землянка. Я сначала испугался, — подумал, что там живут разбойники. Но Егорыч меня успокоил. Мы сели под лапами старых елей и стали ждать.
Вдруг из землянки вышел человек лет тридцати, в черной власянице, в скуфейке на голове и с кувшином в руках. Он подошел к ручью, снял скуфью и, перекрестившись несколько раз, зачерпнул воды, и вернулся обратно в землянку.
— Это человек Божий, — сказал Егорыч, — пойдем к нему.
Мы спустились в овраг, подошли к землянке и, постучав в дверь, вошли.
В углу, перед иконами Спасителя, Божьей Матери и преподобного Сергия, теплилась лампада и лежала книга на пеньке. В другом углу была устроена мшистая постель, рядом стояла лавочка, на которую усадил нас пустынник.