— Поеду в Лавру, к преподобному Сергию, — объявил он своему приятелю. — Не могу я здесь найти для себя божественного мира, той тишины сердца, которая необходима для молитвы; не могу здесь сосредоточить свой ум для богомыслия.
Во вторник вечером на крестопоклонной неделе Павлов покинул шумный торговый город и по железной дороге отправился в Троице-Сергиеву обитель. Он мало был знаком с обстановкой русских монастырей и идеализировал по-своему жизнь монахов, представляя их если не ангелами во плоти, то все-таки особенными людьми, стоявшими вне греха и соблазна. При мысли о монастыре перед ним всегда вставала картина жизни древних иноков в глухом лесу, которые вполне отказались от мирской суеты городов и довольствовались только тем, что давала им природа да приносили случайные странники-богомольцы. Эти пустынники рисовались ему совершенно в другом свете, чем монахи городских монастырей: там, в лесах, человек свободен от тщеславия костюмов, от превозношения чинами, орденами, положением в обществе. Он знал, что преподобный Сергий ни за что не хотел принять почетного сана архиерея в Москве и предпочел остаться в своей убогой церкви, освещаемой дымной лучиной.
— К Сергию, к скромному, но вдохновенному Сергию скорей! — сладостно мечтал Павлов, сидя в вагоне.
Поезд подошел к Сергиевскому Посаду поздно вечером, когда ворота Лавры были заперты, и ему пришлось проехать прямо в гостиницу.
На другой день утром было еще темно, когда он направился к Святым воротам Лавры. Заметив, что большинство богомольцев направлялось к угловой церкви за колокольней, и сам он вошел в нее помолиться. Всюду толпы двигающегося народа. Покупают, продают.
Тут служат молебен; в другом месте — панихиды. Все подвижно, шумно; не на чем остановить своего внимания, своего благоговения, с которым он пришел сюда. За движущейся толпой, лестницами и переходами он прошел в соседнюю церковь. Здесь шла служба. На полу мокро от следов молящихся. В воздухе испарина. Тесно. И тут шумное движение толпы. Оно еще более увеличилось, когда стали приобщать народ.
С окончанием ранней обедни Павлов вышел из церкви на двор. Увидев скопление богомольцев около дверей, недалеко от угловой церкви, он вошел вместе с ними в небольшую лавку. Там продавали просфоры разных размеров, а в следующей проходной комнате сидели послушники и за небольшую плату писали гусиными перьями имена поминаемых на нижней стороне просфор.
Павлов стал искать церковь, где лежат мощи преподобного Сергия, чтобы там отстоять позднюю обедню. Ему указали на небольшой храм с золотым верхом. Тут тоже было тесно, но народ молился более спокойно. Сознание, что здесь главная святыня Лавры, все время держало Павлова в благоговейном настроении. Он отстоял молебен, горячо приложился к раке преподобного и молился ему, да сподобит его достойно исповедоваться и причаститься.
Выйдя из церкви, Павлов стал искать трапезную. Он обратился было к двум проходящим мимо его монахам, но те так увлеклись разговором, что не обратили на него никакого внимания. Собственно, искать было нечего, потому что трапезная была рядом с храмом Св. Троицы. Он и не воображал, что эта ярко расписанная палата и есть столовая монахов. Внутри она отделана еще более богато, чем снаружи. Потолки и стены покрыты прекрасной живописью и красивым орнаментом. Множество накрытых для обеда столов. Между ними озабоченно хлопочут послушники.
«Недаром, — подумал он про себя, — богомольцы с таким восторгом рассказывают о Лаврской столовой, о прекрасном обеде, о чтении при этом житий святых и вообще о всей торжественной обстановке трапезы у монахов. Но что же это нигде не видно богомольцев? Пожалуй, рано я сюда забрался».
И он повернул к дверям, где столкнулся с послушником.
— Вы тут кого ищете? — спросил его послушник.
— Я слышал, что в Лавре дают богомольцам даровой обед…
— Это не здесь. Вы спуститесь и обойдите кругом здания, и там вам укажут столовую для богомольцев. А здесь только братия трапезует.
Павлов сконфуженно извинился и быстро спустился по лестнице на двор. Он пришел к монастырской кухне, где послушники суетливо носили разную посуду и миски с кушаньями. Несколько далее дверь вела в довольно темное низкое помещение. Это была столовая для богомольцев. Он видел, как два послушника несли туда большой ушат с квасом. За ними и он вошел в столовую. Сначала со свету ему трудно было разобрать что-нибудь в темноте, но, приглядевшись внимательно, он увидел два длинных стола с обедающими богомольцами.