— Ты не против, если сегодня я останусь здесь?
Зачем я это сказал? Она ужасно расстроилась.
— Ты поссорился с Верой?
— Нет, что ты, разве с ней возможно поссориться? — убедительно говорю я, но из меня плохой актер, зато и мама, к счастью, далека от проницательности.
— Когда живешь душа в душу, даже маленькие ссоры могут показаться настоящими скандалами, так что это нормально.
Но нет.
— Нет, мы никогда не ссоримся.
Для ссоры нужен хоть непродолжительный, но все же мир. Поэтому у нас нет ни того, ни другого.
— Как хорошо, — легко успокаивается она и тут же забывает, к чему прилагался этот разговор. Мой брат вскипел бы часа два назад, но именно поэтому он — это он, а я — это всего лишь я.
Еще полчаса на просмотр проявленных вчера фотографий из Брюсселя, где мама с папой праздновали одним им известный праздник 3 апреля (мы до сих пор не знаем, что это значит). Двадцать минут жду такси («не торопитесь, мне не срочно»). Вот и такси.
— Передавай привет мужу, — я улыбаюсь, хотя чувствую обиду — она действительно забыла о моей просьбе.
— Обязательно, — обнимает меня мама. — И Вере привет. Жду в гости!
Я улыбаюсь в последний раз и сажусь в такси, водитель которого с порожденным скукой интересом наблюдал за нашим прощанием. Мама активно машет мне рукой и показывает на мою машину:
— Не волнуйся, я поставлю ее в гараж!
А я и не волнуюсь. У меня таких органов нет.
— Главное в моей работе — заснуть, чтобы проснуться и шагать на работу, потому что рядом есть кафе, в котором работает человек, который делает лучшие в мире кексы, от которых невозможно отказаться, даже если ты сыт; особенно от тех, что с шоколадной глазурью, и имбирных. Алкоголь на меня действует не сразу, но когда начинает… Ничего не могу поделать, извините.
— Никаких проблем, — отвечает таксист, этот добрый человек, похожий на советского Гоголя с американской сигаретой.
Одним словом, на меня вдруг снизошла та самая благодать, сегодня был мой вечер. Но, как оказалось, не моя ночь. Во-первых, в доме отключили свет, и было жутко темно, как по ночам в глазах Веры. Чтобы сравнить эти две пропасти, я начал искать ее, Веру, и тогда обнаружил «во-вторых»: во-вторых, ее не оказалось дома. Поэтому у меня хватило ума развалиться по центру кровати, не снимая пиджака и туфель, и на мгновение я оказался где-то рядом с раем.
Утром я ее тоже не видел. Вообще-то, библиотечное дело появилось гораздо раньше натяжных потолков, поэтому Вера встает с первыми лучами солнца, чтобы продолжать это нелегкое, но воистину великое дело.
Выпив чашку злого горького кофе, я неспеша поплелся на работу.
По дороге я успел помочь пожилому почтальону, обронившему связку разноцветных писем, не вовремя оживших под его дрожащей рукой. Он грустно улыбнулся, сказав, что если я не Кагновски, то для мня писем нет, ведь все письма идут только на его адрес, и каждые два дня бедняге почтальону приходится таскаться из одного конца города в другой ради этого неблагодарного популярного человека. Я сочувственно пожал плечами и пошел дальше. Но я бы сказал ему: «Знаешь, приятель, хватит уже разносить макулатуру, не нравится — не делай, ты же не античный философ, попробовал — и хватит). Может развернуться и догнать его? Но ничего нового я ему не скажу — все это он давно знает.
Давай, думай. Это же так полезно. Что может быть здоровее размышлений?
А ведь когда-то я жил в нормальном времени, а не в бесперспективном условии.
— Извините, вы не подскажете, где тут магазин, который экспедиционный? — остановила меня маленькая женщина в строгом коричневом костюме с огромным карманом на пиджаке.
— Экспедиционный магазин? — с недоумением переспросил я.
— Да, магазин, где продают товары для лиц, участвующих в экспедициях.
«Лиц, участвующих в экспедициях»! Коли они уже участвуют, зачем им этот магазин.
— Понятия не имею. Мне кажется, вы не на той улице.
— Конечно, не на той, — ответила она, осматриваясь. На шее у нее висел желтый цветок. — На этой.
Да что же происходит! Не тогда, а сейчас, не на той, а на этой! Что за тяга к беспочвенным исправлениям? Еще год назад такого не было!
— Извините, ничем не могу помочь. Не теряйте бодрость духа.
На самом деле, это я сказал себе. И пошел дальше.
Сделав несколько шагов, я решил, что непременно должен встретить еще кого-то, как это бывает во всяких притчах, и мне это почти удалось — я увидел свое отражение в дверях офиса, и оно сказало мне: «Дурно выглядишь».