— Да. Младенцы хуже всего.
— Ты меня понимаешь. Тебе ведь было лет двенадцать, когда родился Маркус? Держу пари, ты все еще травмирована морем дерьма.
Маркус — мой младший брат.
Мой не существующий младший брат.
Он просто еще один вымышленный элемент в ландшафте моей вымышленной жизни, которую я создала для себя. Дьявол кроется в деталях. Любой хороший рассказчик знает, что для того, чтобы зацепить читателя, нужны мелочи — истории, переживания и мелкие детали, которые составляют скелет вашего рассказа. Они кладут мясо на кости истории. Маркус — стержень многих моих историй. Сколько раз я потчевала Мару и другую свою подругу, Пресли, такой классикой, как «День, когда Маркус сломал руку» и «День, когда Маркус проглотил пенни»?
Мы доходим до ступенек, ведущих ко входу в академию. Я морщу нос, делая вид, что вспоминаю хаос и разрушения, сопровождавшие появление моего ненастоящего новорожденного брата.
— Да. Ненавижу это говорить, но дети — это не весело. Первые пару дней они чертовски милые, но потом все идет под откос.
— Думаешь, у тебя когда-нибудь будет такой?
— Черт возьми, нет. А у тебя?
Мара имитирует рвотные позывы.
— Ни за что, черт возьми. Мне нравится моя вагина такой, какая она есть, большое спасибо. Ой-ёй-ёй. Ты только посмотри на это!
Мара толкает меня локтем под ребра. Я поворачиваюсь, щурясь от слабого солнечного света, пробивающегося сквозь верхушки деревьев. Мое зрение медленно приспосабливается. Там, в самом конце подъездной дорожки, из тумана появляются три маленькие фигурки без рубашек, покрытые потом. Они бегут во весь опор по подъездной дорожке, толкая друг друга и крича, как идиоты, наперегонки поднимаясь на холм.
Подруга одобрительно мурлычет.
— Черт возьми, я бы все отдала лишь за один шанс.
Я прикрываю глаза от солнца свободной рукой, наблюдая за фигурами, которые приближаются к огромному фонтану у подножия подъездной дорожки. Зимой смотритель академии перекрывает воду, чтобы трубы не замерзли. Теперь же, когда дни становятся длиннее и ночью нет заморозков, фонтан снова включили. Его струи дугой поднимаются на три метра в воздух, наполняя бодрящее прохладное утро дымкой тумана, разбрасывая радуги во все стороны.
— С кем именно? — спрашиваю я.
Мара фыркает и делает глоток кофе.
— С Рэном, конечно. Я бы отдала правую руку за полчаса с ним на заднем сиденье машины.
Темный Лорд.
Бог Солнца.
Анархист.
Бог Солнца достигает фонтана первым. Дэшил Ловетт, четвертый лорд поместья Ловетт в графстве Суррей, Англия, кричит во всю глотку, вспугивая стаю скворцов с одного из голых деревьев у озера. Крошечные птички взлетают, кружась в безоблачном небе. Темный Лорд и Анархист толкают и пихают своего друга. У Темного Лорда на лице широкая, дерьмовая ухмылка, а выражение лица Анархиста дикое, когда он пытается схватить Дэшила за голову татуированными руками.
— Ты когда-нибудь видела, как Пакс улыбается? — спрашивает Мара.
Я отрицательно качаю головой.
— А я да. Это было ужасно.
Я даже представить себе этого не могу. Когда пытаюсь, неприятная дрожь пробегает по моей спине, а мурашки бегут по рукам. Третий парень в группе, Темный Лорд, прекращает атаку на Дэшила, внезапно заметив, что мы стоим у подножия ступенек академии и наблюдаем за ними. Все трое парней оборачиваются и смотрят на нас, и мой первый инстинкт — спрятаться в кустах роз, чтобы избежать их взглядов. Я такая трусиха. Требуется огромное усилие, но я остаюсь на месте.
— Рэн Джейкоби, — Мара выдыхает его имя, как будто парень в одиночку вылечил рак. Она подносит ко рту чашку с кофе, хитро ухмыляясь. — Держу пари, он трахается как демон.
В Маунтин-Лейкс полно девушек, которые могли бы подтвердить или опровергнуть это подозрение. Ходят слухи, что Рэн не испытывает никаких угрызений совести, трахая женщин намного старше себя, или замужних, или не подходящих по целому ряду других причин.
— А кого бы ты выбрала? — спрашивает Мара. — Ну, знаешь. Если бы у тебя был выбор?
Задайте этот вопрос любой девушке-члену студенческого сообщества Вульф-Холла. Если они отвечают, что им все равно, то они — грязные лгуньи. Впрочем, у меня теперь такая постоянная практика врать, что, когда я это делаю, ложь звучит как чистая правда.
— Джейкоби. Определенно Джейкоби.
Мара кивает, проглатывая эту ложь, словно это был единственный естественный ответ. Она выбрала Рэна. Большинство людей так бы и сделали. Но только не я. Каждую субботу в течение последнего года я тихо вылезала из постели и на цыпочках спускалась в оркестровую комнату, чтобы послушать игру Бога Солнца. Никто не говорит о его таланте. Не думаю, что кто-то вообще знает, что он играет. Поначалу, наблюдая, как тот сидит за роялем в темноте, как его длинные пальцы умело порхают над клавишам, я делала это из-за музыки. Произведения, которые он выбирал, были такими мрачными и печальными, что у меня болела душа. В какой-то момент все изменилось. Я поняла, что крадусь туда, потому что, глядя на него, моя душа тоже болит.
Так что да. Я бы выбрала Бога Солнца в любой день недели. Конечно, я никогда не смогу заполучить его. Если не считать того, что Дэшил богат, чертовски высокомерен и по меньшей мере восемьдесят процентов времени зол… Я не из тех девушек, которая связывается с такими парнями.
Видите ли, поездки за кофе — это одно. Есть правила, которые можно преступить, и правила, которые можно нарушить. А еще есть правила, которые нельзя нарушать ни при каких обстоятельствах. Незыблемые постулаты, принимаемые и выполняемые безо всяких условий. Я привыкла следовать этим правилам до последней буквы... и привыкла желать того, чего не могу иметь.
ГЛАВА 1
ДЭШ
— О, боже, я сейчас умру!
Рэн протягивает красно-белое клетчатое кухонное полотенце и кладет его на мою руку поверх моего барахла, тихо смеясь себе под нос.
— Иисус прослезился, Ловетт, но не будь таким драматичным. Ты не умрешь.
— Очень много крови, — констатирует Пакс из передней части машины.
В обтягивающей майке и золотых авиаторах, он выглядит так, будто направляется в аэропорт, чтобы успеть на рейс в Мексику. Пакс лениво проводит рукой по своей тщательно выбритой голове, затем поднимает руку и поворачивает зеркало заднего вида, вероятно, чтобы лучше рассмотреть меня, растянувшегося на заднем сиденье его «Додж Чарджера» 70-х годов, со штанами, спущенными до лодыжек и кровью, разбрызганной по бедрам.
— Много крови, — повторяет он. — Столько крови не должно вытекать из члена.
— Перестань пялиться на него и дави на газ, — рычу я. — Моя бабушка может ехать быстрее, а она мертва.
— Леди Маргарет Элспет Декейтер Ловетт? Ехать? Не глупи, — хихикает Рэн с переднего пассажирского сиденья. — Эта ведьма не умела обращаться с консервным ножом, а уж тем более водить машину.
Меня тревожит тот факт, что Рэн так много знает о моих родственниках. Он исследователь. Ищейка. Его нос всегда прочно засунут в дела, которые не имеют к нему абсолютно никакого отношения. Парня нельзя остановить, подкупить, отговорить от участия в этом его маленьком хобби. Это часть его самого, как его волнистые темные волосы или тревожные зеленые глаза. Его потребность знать вещи часто оказывается полезной и работает нам на пользу. Но в других случаях, это просто чертовски раздражает.