— Что за?.. — ахает Мара.
— Ты сама спрашивала обо мне что-то личное? — спрашивает он. — Знаешь ли ты хоть что-нибудь обо мне из нашего разговора, когда пыталась узнать меня получше?
Мара нервничает.
— Потому что сообщения, которые ты мне присылала, граничат с порнографией. Не совсем светская болтовня. Я не говорю, что в этом есть что-то неправильное. Мне нравится хорошая фотка киски так же сильно, как и любому другому парню…
Мара вскакивает со своего места, два круга унижения окрашивают ее щеки. Ее нижняя губа тревожно подрагивает, перед слезами.
— Сегодня что, день «прикопайся к Маре»? Ты отвратителен. Я отправила это тебе лично!
Рэн остается лишенным каких-либо эмоций. Он делает еще глоток кофе.
— Не умно посылать интимные фотки своего тела парням, которых ты едва знаешь.
— Ты прислал мне фотографию своего члена! — Мара официально перешла черту истерии. — Если я недостаточно умна, посылая тебе обнаженку, тогда сам то ты какой?
Он одаривает ее волчьей ухмылкой.
— На самом деле это был член Марка Уолберга. Я нашел его в Интернете.
— Кто, черт возьми, такой Марк Уол... О, боже! — Мара выскакивает из-за стола, оставляя телефон, сумку и недоеденный салат «Уолдорф».
Рэн смотрит ей вслед с социопатической апатией. Он действительно выглядит разочарованным, когда пытается сделать еще один глоток кофе и понимает, что стаканчик пуст. Парень ставит его на стол и снова обращает свое внимание на меня.
— Итак. Еще раз, откуда ты?
Черт возьми. Ты, должно быть, шутишь.
— Зачем тебе это знать?
— В последнее время Дэш был с тобой очень дружелюбен. Я подумал, что было бы неплохо, если бы и я тоже узнал о тебе немного больше. С тех пор, как один из моих лучших друзей заинтересовался тобой, понимаешь?
Это, должно быть, какая-то шутка.
— Поверь мне, Дэш не дружелюбен ко мне. И то, как ты только что разговаривал с Марой, было чертовски отвратительно. Ты ведь это понимаешь, верно? Уходи!
Рэн просто улыбается.
Улыбается и уходит.
Пресли прочищает горло.
— Возможно, сейчас не лучшее время поднимать эту тему... но должна сказать, я всегда чувствую себя невидимкой, когда происходит такое дерьмо.
«На грани» и близко не подходит к описанию моего настроения на оставшуюся часть дня. Я взволнована. Как на иголках. Неврастеничка. В панике. И не потому, что Рэн Джейкоби был груб со мной. У меня есть гораздо более важные вещи, о которых нужно беспокоиться.
Я изнываю на истории и испанском языке. Дэша нет ни в одном из этих классов, что здорово и в то же время очень неудобно, потому что я боюсь его увидеть, и мне очень нужно поговорить с ним. Все больше и больше с каждой секундой. К счастью, я знаю, где он будет, когда закончится мой последний урок. В то время как все мои одноклассники устремляются к выходу, взволнованные тем, что сегодня пятница и им разрешено покинуть территорию академии, я единственная идиотка, пытающаяся пробраться в библиотеку.
Когда я прихожу, миссис Ламбет закрывает двери. Пытаясь справиться с замком, пожилая библиотекарша подпрыгивает, когда я появляюсь рядом.
— Господь Всемогущий, дитя. Ты напугала меня. Что, черт возьми, ты делаешь, пытаешься убить меня?
— Мне очень жаль, миссис Ламбет. Я хотела получить фору в выполнении своих заданий. Если я все это сделаю сейчас, то смогу наслаждаться выходными.
Технически библиотека должна оставаться открытой до шести вечера в течение недели, но редко кто из нас пользуется ею после звонка. У нас есть онлайн-доступ к большинству материалов, необходимых для выполнения домашних заданий, и парты для занятий в уединении наших собственных комнат. Кроме того, в библиотеке, якобы чертовски много привидений, и признаю, что здесь становится очень жутко, как только стемнеет.
Миссис Ламбет не впечатлена.
— Я составляю каталог новых дополнений, мисс Мендоса. Ты войдешь, и наступит полночь, прежде чем я дойду до этого.
— Я буду читать и заниматься, клянусь. Это всего лишь я. Мне не нужна нянька. В какие неприятности я могу вляпаться?
Она хмыкает.
— Забавно, что ты спрашиваешь. Джозеф Квентин использовал компьютеры академии для оплаты метамфетамина в даркнете в прошлом месяце.
Черт возьми. Если она не впустит меня в библиотеку, это не будет концом света, но будет означать, что мне придется ждать еще полтора часа, чтобы получить ответы. Не думаю, что смогу ждать так долго. Моя голова вот-вот взорвется, и служащим придется оттирать серое вещество с пола, если я буду вынуждена терпеть этот уровень беспокойства так долго.
Библиотекарша ворчит, глядя на меня сквозь линзы бутылок из-под кока-колы своих читателей.
— Я никому не могу доверять работу с компьютером, дитя. Нет, если я не смогу присматривать за тобой. Мне нужно убедиться, что ты не заказываешь метамфетамины.
Не думаю, что она даже знает, что такое метамфетамин, но чертовски уверена, что не хочет, чтобы я покупала что-либо из этого. Не в ее дежурство. Дарю ей, как я надеюсь, обаятельную улыбку.
— Мне не нужно пользоваться компьютером. Мне нужно тихое местечко для работы и место, чтобы разложить свои книги. Вот и все.
Женщина думает об этом. В конце концов, она поворачивает медный ключ, торчащий из замка, вправо, открывая дверь.
— Если я услышу хоть один твой писк, дитя, тебе придется за это поплатиться. Я не смогу составить каталог, если происходит какое-то дурачество.
— Спасибо, спасибо, спасибо. Вы даже не услышите, как я дышу.
По правилам Вульф-Холла, каждый, кто попадает под наказание, должен явиться в библиотеку после последнего урока, чтобы искупить свои грехи. Лично мне никогда не выписывали листок о задержании, поэтому никогда не приходилось терпеть унижение сидя за «столом непослушания», как это называют миссис Ламбет и два других дряхлых библиотекаря. Хотя я точно знаю, где он находится, и кто будет сидеть за ним сегодня.
За стопками справочных материалов, мимо секции «Биология» и за углом, где находится секция аудио-видео, стол запихнут в самый дальний угол библиотеки. Именно здесь, как предположила директор Харкорт, плохо воспитанным ученикам лучше всего отбывать наказание, никого не беспокоя. Она не учла тот факт, что никто на самом деле не может видеть, что здесь происходит, или что мистер Джоплин (не родственник Дженис — мы спрашивали) буквально никогда не остается с детьми, за которыми тот должен присматривать. Это, без тени сомнения, худшее место во всей библиотеке, где они могли бы поставить стол для отбывания наказания. Однако это отсутствие надзора со стороны преподавателей Вульф-холла сегодня работает в мою пользу.
Дэшил сидит ко мне спиной. Его голова качается вверх и вниз в такт, который слышит только он. Я вижу маленькие белые капсулы в его ушах — что строго запрещено — когда подхожу к столу, вздыхая с облегчением, что Дэш не слышит моего приближения. Мое сердце бьется так сильно, что он, должно быть, чувствует, как гром сотрясает землю у него под ногами. Мне действительно нужно справиться с безумной физической реакцией, которую парень вызывает во мне — я не могу позволить себе разваливаться на куски каждый раз, когда нахожусь в пределах двадцати футов от него.