Итак... он солгал. Для меня это не должно иметь значения. Если парень хочет покончить с собой с помощью тяжелых наркотиков, то это его дело. Так почему же тогда я испытываю такое облегчение?
Дэш переворачивает руки.
— На тыльной стороне ладоней ничего нет. Между пальцами тоже. Ни на ногах, ни на ступнях. — Он показывает мне каждую конечность, и, как подозрительная, сбитая с толку дура, я смотрю, чтобы убедиться, что тот говорит правду. На нем нет никаких отметин. Ни одного места укола.
— Чего ты надеешься добиться, придя сюда и показав мне это? — шепчу я. — Какой в этом смысл?
Дэш задумывается. Или, во всяком случае, молчит, уставившись в пол, прижимая кончик языка к припухлости нижней губы. Через некоторое время он говорит:
— Людям нравится верить во всякое дерьмо обо мне, Карина. Большую часть времени мне на это наплевать. Но ты? Я не мог смириться с тем, что ты поверила в эту чушь.
Он берет свои джинсы и стряхивает их. Я смотрю, как парень медленно надевает их, кусая щеку изнутри. Только когда Дэш засовывает руки в мокрую футболку, я позволяю себе заговорить.
— Так, значит, это все? Ты убедил меня, что не наркоман. Теперь уходишь? И будешь снова игнорировать меня и притворяться, что меня не существует?
Дэшил проводит руками по волосам, которые немного суше, чем когда он впервые вошел в мою комнату, но все еще достаточно влажные, чтобы пряди слиплись.
— А какая альтернатива? Узнать друг друга получше? Поделиться всеми нашими самыми глубокими, самыми темными секретами? Ты что, хочешь встречаться со мной, Карина Мендоса? — Он холодно смеется. — Мы уже проходили через это. Я не могу ни с кем встречаться. Я лишь трахаюсь, вызываю ненависть и еще много чего... но ты не хочешь встречаться со мной, Кэрри. Поверь мне.
— И ты так хорошо меня знаешь? — Я киплю от гнева, моя кровь бурлит в венах, ненавидя тот факт, что это болезненное, жалкое чувство разочарования переполняет мой желудок. Он снова отвергает меня. — Не говори мне, чего я хочу и чего не хочу, придурок. Ты ни хрена обо мне не знаешь. Если я тебе не интересна, то наберись смелости сказать это четко и ясно. Вместо того, чтобы танцевать вокруг и отступать в сторону, и... и быть таким чертовым англичанином.
— Большинство людей находят дух Англии очаровательным.
— Ну, не я. Это раздражает. Ты всегда обходишь стороной все, что хочешь сказать. В разговоре с тобой никогда нельзя провести прямую линию из пункта А в пункт Б…
— Прямые линии скучны. Где самое интересное в прямых линиях?
— ...приходится блуждать и выбирать самый длинный, самый малоизвестный маршрут из всех возможных. И вдобавок ко всему, ты настолько неясен в своих мотивах или целях, что невозможно сразу понять…
— Я не могу быть прямолинейным, как остальные. Я пытался. Это причиняет мне физическую боль. Но ладно. Если ты настаиваешь, я попробую. — Дэш выпрямляется во весь рост, хрустит пальцами и смотрит на меня сверху вниз, его глаза полны ледяного пламени. — Я бы трахнул тебя, милая. Но потом, вероятно, никогда больше не заговорил бы с тобой. И ты бы возненавидела меня. А мне было бы все равно, что только заставило бы тебя ненавидеть меня еще больше. Выпускной в конце концов пройдет, и я произнесу какую-нибудь речь. Ты будешь сидеть в своем кресле во втором ряду, и тебя будет переполнять жгучая ненависть ко мне. А я... я ничего этого не замечу. Ни черта не почувствую. Мне будет все равно. Будет чудом, если я вообще вспомню о твоем существовании.
Он замолкает.
— Итак, как я уже сказал. Тебе лучше забыть обо мне, милая. Как только ты кончишь на мой член, я перейду к следующей хорошенькой девушке с приличного размера сиськами, и на этом все. Ты ничего не услышишь от меня. Не будет никаких сообщений. Мы не пойдем рука об руку по коридорам этой помойки. Я погублю тебя. Стану той уродливой раной в памяти, которая никогда не затянется, гноящаяся и отравляющая все будущие отношения, которые у тебя когда-либо будут, потому что я сделаю невозможным для тебя доверять всем мужчинам. А потом я вернусь в Англию, буду сидеть на своей испорченной заднице, перечитывать классику и трахать домработниц, потому что мне больше нечем заняться. Не думая о тебе… — Он подходит ближе, протягивает руку, берет прядь моих распущенных волос и задумчиво наматывает ее на палец. — Не помня о тебе. Не заботясь о том, что я причинил тебе боль. — Дэш делает паузу, и именно тогда я, наконец, достигаю своего самого низкого и самого презренного состояния. Потому что его слова ранят больше, чем острый край лезвия бритвы — я никогда не чувствовала себя так ужасно, как сейчас — но все же прижимаюсь к нему. Все еще жажду его прикосновений. У меня все еще кружится голова от его близости и от того факта, что чувствую запах ночи и дождя на его теплой коже. И несмотря на то, как сильно ненавижу себя за это, я все еще чертовски хочу его.