— Если ты хочешь сохранить тайну, последнее, о чем ты должна просить меня, это сказать Джейкоби, чтобы тот отвалил. Это все равно что размахивать красным флагом перед быком. Сумасшедшим быком, у которого не все в порядке с головой. Ну, ты знаешь. Психически.
— Да, да, я уже знаю, что он не в своем уме. Пожалуйста, Дэш. Я не шучу, ясно? Если он планирует выкапывать для тебя компромат на меня, потому что считает, что выполняет свой долг хорошего приятеля или что-то в этом роде, тебе нужно поставить его в известность. Скажи ему, что между нами ничего не происходит.
Ни с того ни с сего Дэш раздувает ноздри и сжимает челюсти, его глаза искрятся электричеством. Он наклоняется ко мне, обнажая зубы.
— Между нами ничего не происходит. Ты думаешь, я ему этого не говорил? Рэн и Пакс... они делают все, что хотят, Карина. Мы не дергаем друг друга за поводки, не сдерживаем друг друга. Мы получаем достаточно этого дерьма от наших родителей. Наша дружба не так работает. Только не связывайся с Рэном. Он будет безвреден, как только выяснит, что хочет знать. Ему больше всего на свете нравится просчитывать людей. Вы, ребята, для него как увлекательные коробки с головоломками. Если ты не ответила на его вопросы, он, скорее всего, пойдет и залезет в твое академическое досье. Прочтет о твоих родителях и проверит, откуда ты родом, и на этом все закончится.
— Мы с тобой оба знаем, что слова «безобидный» и «Рэн Джейкоби» совсем не сочетаются. Не тогда, когда он что-то задумал. Должно быть, у него есть причина лезть в мои дела. Разве вы, ребята, не говорите об этом? Чего он хочет?
С другой стороны библиотеки тишину нарушает грохот, за которым следует напряженное «Тысяча чертей!» Я могу представить себе высокую стопку книг на тележке миссис Ламберт, шатающуюся, качающуюся туда-сюда, а затем рухнувшую на пол. Мне следовало бы пойти и помочь бедной женщине, но к тому времени, как я вернусь, Дэш уже покинет библиотеку.
Мы просто смотрим друг на друга.
— Ему ничего не нужно. Ему просто скучно. Если ты не отреагируешь, ему станет еще скучнее, и тогда он сдастся. Это касается и Пакса. Если Пакс что-нибудь сделает или скажет…
У меня будет сердечный приступ, положа руку на сердце, честное слово.
— Кто сказал что-нибудь о Паксе? При чем здесь Пакс?
Дэш закатывает рукава рубашки, раздраженно выдыхая. И мне приходится взять себя в руки. Прошлой ночью он показал мне свою кожу без следов в моей спальне, когда снял одежду и остался стоять в одних боксерах. И была слишком увлечена его грудью и прессом, чтобы обращать внимание на его предплечья, но сейчас я не могу перестать смотреть на них. Что, черт возьми, со мной не так? Все это время я была такой осторожной, такой старательной, чтобы ничего не испортить и не проговориться, но Рэн Джейкоби вот-вот раскроет мой самый большой, самый грязный секрет, а я сижу здесь и восхищаюсь предплечьями Дэша?
Я больна.
Я порочна.
Я категорически, абсолютно, безусловно облажалась. Если не смогу взять себя в руки, вся моя жизнь развалится, и это не будет каким-то величественным, впечатляющим развалом. Это будет одна-единственная нить, истрепанная и оборванная очень глупым образом. Копы потащат меня обратно в Гроув-Хилл быстрее, чем я успею крикнуть «Убойный отдел». У меня будет достаточно времени, чтобы подумать о мускулистых, сильных предплечьях Дэша после того, как окажусь в тюрьме за убийство гребаного торговца героином.
«Перегруппируйся, Карина. Ради всего святого, возьми себя в руки, девочка».
Я поднимаю глаза, и Дэш смотрит на меня. Впервые с тех пор, как мы столкнулись в комнате ожидания больницы, он смотрит на меня, и я не вижу враждебности в его глазах.
— Кэрри… — Он сглатывает. — Слушай, я не знаю, во что играет Рэн, но сделаю все, что в моих силах. Я позабочусь, чтобы он держался от тебя подальше. Но взамен ты должна сделать для меня одну вещь.
— Какую? — шепчу я, потому что все, что выше шепота, будет казаться святотатством. Это неожиданное напряжение, которое нарастает между нами, быстро увеличивается, и я бы не хотела усугублять ситуацию.
— Ты должна держаться от меня подальше.
Он повторяет это снова и снова, но сейчас впервые мне действительно больно. Отсутствует позерство и высокомерие. Есть только мягкий, меняющийся цвет его глаз, когда свет падает на его радужки через окна справа от него. Цвет напоминает мне море — такое переменчивое, яркое и прозрачное в одну секунду, темное и угрюмое в следующую. Последние пару недель я питала к нему такой гнев, что из-за этой внезапной перемены... во всем... у меня голова идет кругом. Я не могу дышать рядом с ним. Не могу выбраться. Он поймал меня в ловушку.